Тайная месть Хрущёва

Хрущев Никита Сергеевич

Время, Люди, Власть

(ВОСПОМИНАНИЯ)

Ко мне давно обращаются мои товарищи и спрашивают (и не только спрашивают, но и рекомендуют) собираюсь ли я писать свои воспоминания, потому что я и вообще мое поколение жили в очень интересное время: революция.

Гражданская война и все, что связано с переходом от капитализма к социализму, развитием и укреплением социализма. Это целая эпоха. Мне выпало на долю принимать активное участие в политической борьбе с первых дней моего вступления в партию. Я все время занимал какие-то выборные должности. Войны, Гражданская и Отечественная, внутренние события широко освещены в печати. Но есть и "белые пятна", которые многим непонятны. Да и мне они были долгое время непонятными. После смерти Сталина, когда мы получили возможность приобщиться к тем архивным материалам, которые нам были неизвестны, многое предстало в ином свете. Раньше было только слепое доверие, которое мы питали к Сталину, и поэтому все, что делалось под его руководством, освещалось как необходимое и единственно правильное. Когда же мы сами начали несколько критически мыслить, то стали проверять факты, насколько это возможно, по архивным данным.

Многие люди, которые со мной встречаются, спрашивают, пишу ли я свои воспоминания о периоде, в котором я живу. Все мне доказывают, да я и сам понимаю, что это очень ответственный и важный период истории, и поэтому люди хотели бы знать о нем от человека, непосредственно жившего в это время и занимавшего высокое положение, которое выпало на мою долю. Я хотел бы, чтобы будущее поколение получило возможность самому оценивать явления, которые протекали в период, в который я жил. Этот период очень ответственен и велик величием дел, которые совершались партией по перестройке промышленности, сельского хозяйства, культуры и управления государством.

Одновременно с этим много было сделано такого, что мешало нашему развитию, и если бы это не было допущено, то достижения были бы еще более грандиозными.

Я понимаю заботу моих товарищей, настоятельно рекомендовавших мне взяться за перо. Пройдет время, и буквально каждое слово людей, живших в наше время, станет "на вес золота". Тем более тех людей, кому выпала доля близко стоять у руля, который направлял весь огромный корабль на перестройку общественнополитической жизни нашей страны и тем самым оказывал огромное влияние на мировое развитие. Однако я должен буду работать, не пользуясь фактически архивным материалом. Это слишком сложно, да и в моем положении сейчас, вероятно, невозможно.

Я хочу быть очень правдивым и буду ссылаться на факты так, чтобы будущее поколение (а я пишу для него) могло их проверить. Я буду указывать источники, к которым надо прибегнуть, чтобы более детально узнать, проверить и понять факты. По вопросам, которые я считаю особенно интересными для будущего поколения, факты были записаны протокольно. С ними можно будет детально ознакомиться. Сейчас эти архивные материалы недоступны, но они станут достоянием всех. Да и сейчас я считаю, что большинство материалов не являются закрытыми.

Я хотел бы высказать свое мнение по ряду вопросов, зная по опыту, как будущее наше поколение будет охотиться за каждым словом об этом важнейшем и ответственнейшем периоде, в котором мы жили, творили и создали мощное государство. Это делалось нашими усилиями, усилиями народа, партии и руководителей того времени, которые были организаторами масс. Мне повезло: я тоже был в их числе, в разное время и на разных этапах, от самого маленького звена нашей партии - первичной партийной организации и вплоть до высшего руководящего органа - ЦК партии, его Политбюро и Президиума, постов Председателя Совета Министров и первого секретаря Центрального Комитета. Мне приходилось присутствовать при решении многих вопросов, быть участником претворения в жизнь принятых решений, участником событий этого ответственного периода. Считаю поэтому своим долгом высказать свое мнение.

Заранее знаю, что нет такого мнения, которое бы всех удовлетворяло, да я и не преследую этой цели. Но хотел бы, чтобы среди тех мнений, которые будут в той или иной форме записаны и останутся как наследство для будущих поколений, и мое мнение было известно. Такие мнения были по отдельным вопросам и общими, и разными. Это естественно. Ничего противоречивого тут нет. Да, собственно, так и в дальнейшем будет. Истина рождается в спорах.

Даже в одной партии, стоящей на одной, принципиальной марксистско-ленинской позиции, у людей могут быть разные понимания, разные оттенки при решении того или другого вопроса. Живя во время, которое требует гибкого подхода к решению тех или иных вопросов, я знаю, что возникнут разные точки зрения и, возможно, даже противоположные, но это меня не смущает.

Я полагаюсь на тех людей, которые будут как бы судьями. Судить же будет народ, который станет знакомиться с этими материалами и делать свои выводы.

Не думаю, что то, что я скажу, - обязательно истина. Нет, истину будет находить каждый, сопоставляя разные точки зрения по тому или другому вопросу в то или другое время.

Только этого я и хочу. Глуп тот, кто хотел бы все подстричь под одну гребенку, а все, что не подходит под нее, все это объявить ересью, глупостью, а может быть, даже преступлением. Пусть судит сама история, пусть судит народ.

Поэтому заранее прошу извинить за то неправильное, что читатель может найти в моих записях. Это моя точка зрения, я так сейчас смотрю, так понимаю, так и пишу. Не хочу приспосабливаться и поэтому не хочу умалчивать, не хочу замазывать, не хочу приглаживать, не хочу лакировать нашу действительность. Она не требует этой лакировки, потому что она сама по себе грандиозна. Ведь мне посчастливилось жить в такое переломное время, когда старый, сложившийся уклад жизни на буржуазнопомещичьей основе мы сломали, сбросили его и строим новую жизнь на основе новых и теории, и практики.

Теория без практики - это мертвая теория. Нам пришлось на основе самой прогрессивной, марксистсколенинской теории прокладывать путь практике. Это очень сложно, поэтому тот период не исключает ошибок и промахов, вольных или невольных. Как говорится, да простят нас потомки, учитывая, что это был первый опыт.

Поэтому он единственный, а уж второй - какое-то его повторение. Пусть и судят нас с учетом условий, в которых мы жили и творили. Мы поработали и только потом начали заниматься воспоминаниями, чтобы не упустить того хорошего, что в нашей истории создано нами, партией, рабочим классом и трудовым крестьянством, и не повторить тех ошибок и, я бы сказал, преступлений, которые были совершены якобы во имя партии и якобы для партии. Сейчас ясно, что это было злоупотребление властью. Причина происхождения этого злоупотребления освещалась в докладах на XX съезде партии и повторно в какой-то степени на XXII съезде партии. Я считаю, что все, что было по этому поводу сказано, было правильным. Я и сейчас стою на этих же позициях и именно с них буду рассказывать об ответственном времени кануна Великой Отечественной войны и военного периода и потом последовательно стану излагать ход событий, насколько у меня хватит сил, так, как я его видел, понимал и оцениваю сейчас.

С чего же начать? Думаю, что надо начинать с фигуры Сталина. Почему? Потом, дальше (если мне удастся довести дело до конца) это будет ясно. А если тут же дать в какойто степени объяснение, то можно сказать, что до смерти Сталина мы считали, что все, что делалось при его жизни, было безупречно правильным и единственно возможным для того, чтобы выжила революция, чтобы она укрепилась и развивалась. Правда, в последний период жизни Сталина, до XIX съезда партии и особенно сразу же после него, у нас, людей из его близкого окружения (имею в виду себя, Булганина, Маленкова и в какой-то мере Берию), зародились уже какие-то сомнения. Проверить их мы тогда не имели возможности. Только после смерти Сталина, и то не сразу, у нас хватило партийного и гражданского мужества открыть занавес и заглянуть за кулисы истории.

Тогда я и узнал некоторые факты, которые хочу осветить.

НАЧАЛО ПУТИ

НЕМНОГО О СЕБЕ

В детстве я сначала жил в деревне и полюбил крестьянский быт. Но в основном детские годы я провел на рудниках с отцом, который работал на угольных копях.

Особенно в моей памяти сохранилась его работа на шахте Успенской, в четырех верстах южнее Юзовки. Сам я трудился в юности на машиностроительном заводе, потом на руднике, потом служил в Красной Армии.

В нашей деревне Калиновка, Курской губернии, хозяйства были небольшими, скорее маленькими. У крестьян не было техники, только соха и плужок. Правда, соха встречалась уже редко. Одноконный плужок был рассчитан на слабую крестьянскую лошадь. Плуг, позволяющий пахать глубоко, крестьянская лошадь не потянула бы. Как правило, крестьянин пахал землю плужком в упряжке одной лошадью, в одну лошадиную силу. Минеральных удобрений совсем не было, даже понятия о них не имели.

Федор Бурлацкий

ИСПОВЕДЬ РЕФОРМАТОРА
Размышления по поводу мемуаров Н. С. Хрущева

- Будет так! Фото А. Пахомова

ЛЕТ ПЯТЬ-ШЕСТЬ назад мне впервые довелось прослушать записанные на пленку мемуары Хрущева. Это было в Колумбийском университете в Нью-Йорке. Меня попросили дать заключение, действительно ли мемуары принадлежат Никите Сергеевичу. Мой вывод был положительным, хотя кое-что меня немало поразило при прослушивании. Я помнил голос первого секретаря ЦК КПСС - сильный, раскованный, озорной, а тут в каждой фразе печаль, даже скорбь и стариковская расслабленность, скороговорка. "Как жизнь ломает людей!" - подумалось мне с глубоким сочувствием к этому могучему дереву, как бы пригнутому к самой земле пыльными ветрами...

Недавно же Сергей Никитич Хрущев сделал заявление о подлинности мемуаров его отца. Это открывает новые возможности для изучения уроков 60-х годов.

Хрущевские мемуары - ценнейший источник для размышлений о судьбах нашей страны послесталинской эпохи. Прежде всего потому, что они сделаны лидером, который сам был частью этой эпохи, но имел великое мужество отвергнуть ее. И еще потому, что они сделаны человеком острого и проницательного политического ума, деятелем, который всей душой жаждал благосостояния и мира всем народам.

Мемуары Хрущева подкупают искренностью, исповедальным характером. По всему было видно, что к концу жизни этот незаурядный человек хотел понять, осмыслить прошлое и честно передать свое понимание потомкам. В этом отношении мемуары уникальны: ни тени самолюбования, кокетства, ни намека на выпячивание своей личной роли, ни капли стремления свалить свою вину на других.

Мы видим человека, глубоко погруженного в себя и события, в которых он участвовал, взвешивающего на весах старческой мудрости каждый шаг своей жизни. Спала шелуха самоуверенности, которая так мешала Хрущеву в последний период его деятельности. Отгорели страсти борьбы, отзвучало эхо аплодисментов, остался здравый смысл сына русского крестьянина, вознесенного на вершину власти. Очень достойный документ, эти мемуары, и как жаль, что они до сих пор не опубликованы в советской печати в полном виде.

Мемуары касаются различных сторон современной истории. ХХ съезд партии и подготовка секретного доклада о Сталине. XXII съезд, вынос праха Сталина из Мавзолея. Убийство Кирова и уничтожение двух третей делегатов XVII съезда. Репрессии против военных, дело Кузнецова и Вознесенского. Война с Финляндией, договоры с Гитлером, варшавское восстание, корейская война, арест Берии, берлинский и карибский кризисы, воспоминания о Тито, о Мао Цзэдуне, встречи с учеными, интеллигенцией... Словом, тут все или почти все важнейшие события примерно за три десятилетия.

Но мне хотелось бы коснуться только одного вопроса, который представляется актуальным именно сегодня. Как понимал Хрущев социализм, природу власти в условиях этой системы?

ОЧАРОВАННЫЙ СТАЛИНЫМ

В своих мемуарах Хрущев с подкупающей откровенностью признается, что в период жизни Сталина он полностью находился под его влиянием, был, как ни странно это звучит, в плену "сталинского обаяния". Хрущев замечает, что в течение всего периода его работы в Московском горкоме партии он довольно часто имел возможность общаться со Сталиным, получать от него непосредственные указания и был "буквально очарован Сталиным", "его предупредительностью, его заботой". Все, что он видел и слышал, производило на него "чарующее впечатление".

В момент так называемого ленинского призыва в партию пришли сотни тысяч человек. Это были по преимуществу молодые люди, красноармейцы или представители низовых комсомольских ячеек. В отличие от "старой гвардии", интеллигентов или полуинтеллигентов новое поколение коммунистов оказалось выходцами из рабочей, а частично крестьянской среды. Новички плохо или совсем не разбирались в сложных теоретических вопросах, составлявших предмет дискуссий на XIII, XIV и последующих съездах партии. Типичным представителем этой генерации стал Хрущев - сын крестьянина, рабочий в первом поколении, едва прихваченный образованием и цивилизованностью.

Сталин, как человек куда менее образованный и культурный, чем Троцкий, Зиновьев или Бухарин, был ближе к массе. Он никогда не усложнял дело, а выдвигал простые и понятные лозунги. Построить социализм в одной стране. Мобилизовать силы для ускоренной индустриализации. Взять средства для этого из деревни - больше неоткуда. Раздавить оппозицию, которая мешает строить новое, самое лучшее в мире общество. Противостоять империализму, желающему задушить первую рабочую власть.

Поэтому я склонен думать, что Хрущев с самого начала искренне взял сторону Сталина. Он активно выступал во время весьма краткого обучения в Промакадемии против сторонников Бухарина и, конечно, чувствовал за своей спиной могучую опору, поскольку открыто поддерживал официальную сталинскую линию. Дело было даже не в том, кто "правый", кто "левый". По меткому выражению Мао Цзэдуна, необразованные свергали образованных. Оппозиция - это "интеллигентики", сторонники Сталина - "рабочая косточка". Классовый инстинкт в самом первозданном виде в конечном счете имел решающее значение для хрущевского выбора.

В дальнейшем - во времена Сталина, Хрущева, Брежнева - мы видим картину все большего убывания партийной интеллигенции в высших эшелонах власти. На место Бухарина, Рыкова, Рудзутака, Литвинова пришли Молотов, Микоян, Каганович, Маленков, а затем и вовсе малообразованные люди, которые могли выступать только по написанным им текстам. Хрущев с его "незаконченным высшим" выглядел могучим утесом интеллектуализма на фоне таких людей, как Брежнев, Подгорный, не говоря уж о Черненко. Ограниченность Хрущева - это ограниченность целого поколения руководителей, пришедших на смену "ленинской гвардии".

"НАРОДНИК"

"Очарованность" Сталиным не была поколеблена и после убийства Кирова. Хрущев подробно рассказывает в своих мемуарах об этом трагическом событии. Сообщает, что не сомневался в выдвинутой тогда версии, считал убийство делом рук троцкистов, "по-видимому, они организовали убийство", и "это вызывало у всех нас искреннее возмущение и негодование".

С искренней болью вспоминает Хрущев о массовых репрессиях 30-х годов и горюет о своей слепоте. Конечно, он несет за это свою долю вины, хотя его роль несравнима с ролью ближайших соратников Сталина. Хрущев почти 12 лет прожил вне Москвы, а Сталин обычно мало информировал республиканских руководителей о решениях Политбюро, особенно закулисных, тайных.

И все же объяснение, почему именно Хрущев стал инициатором разоблачения Сталина после его смерти, связано не только с этим фактом. Главное - личные качества Хрущева: человечность, доброта, которые он так и не смог выдавить из себя, несмотря ни на что.

Эти качества, кстати сказать, заметил в нем и Сталин. Характерный случай произошел в 1946 году. В ту пору на Украине был неурожай, и республику постиг страшнейший голод. Между тем из Москвы пришла установка сдать государству 400 миллионов пудов зерна. Это было во много раз больше того, что можно было собрать. Словом, украинский народ остался бы абсолютно без хлеба.

Хрущев решился написать записку Сталину о том, что Украина вообще не может выполнить никаких поставок зерна, а, напротив, сама нуждается в помощи из государственных запасов. Записка вызвала взрыв негодования у Сталина. Он направил в ответ оскорбительную телеграмму, в которой обозвал Хрущева "сомнительным типом" и приказал приехать в Москву.

Хрущев был готов ко всему, даже к тому, что его объявят "врагом народа" и тут же отправят на Лубянку. Тем не менее решился сказать Сталину, что его докладная записка точно отражает положение на Украине. И настаивал на экономической помощи. Это только разожгло гнев Сталина:

Ты мягкотелый! Тебя обманывают, они играют на твоей сентиментальности. Они хотят, чтобы мы растратили наши государственные запасы.

В том же 1946 году Хрущев еще раз посетил Сталина и рассказал ему о другом эпизоде, который он видел лично. Приехал Хрущев в деревню к двоюродной сестре. У нее прежде было несколько яблоневых деревьев, но они исчезли.

А где же яблони?

Я их вырубила!

Как так "вырубила"? Зачем?

Да за каждую яблоню надо налог платить...

Когда Хрущев рассказал этот случай Сталину, тот обвинил его в стремлении отменить налог и закричал: "Ты - народник! Вот кто ты!.. Народник!"

Первозданный, можно сказать, генетический гуманизм, не растраченный Хрущевым, несмотря на все испытания той суровой эпохи, - вот, по-моему, главная причина, по которой именно он стал сокрушителем культа Сталина. Самый простой и понятный человеческий страх удерживал его от защиты несправедливо осужденных и репрессированных людей. Но тем сильнее, видимо, накапливались в его душе боль, раскаяние, чувство вины и ответственности за все, что происходило.

ПЕРВЫЕ СОМНЕНИЯ

Хрущев отмечает в своих воспоминаниях, что после смерти Сталина и вплоть до ареста Берии сталинские принципы управления страной продолжали действовать.

В течение трех лет, - повествует Никита Сергеевич, - мы оказывались не в состоянии порвать с прошлым, не в состоянии найти мужество и решимость приподнять занавес и взглянуть на то, что за этим занавесом скрывается... Мы не могли себе представить, что все эти казни и процессы были с юридической точки зрения сами по себе преступными. И тем не менее так оно и было. Сталиным были совершены действия, которые считались бы преступными в любой стране, за исключением фашистских государств Гитлера и Муссолини.

Думается, однако, что освобождение Хрущева от сталинского "обаяния" началось раньше. Об этом, в частности, свидетельствует факт, приводимый К. Симоновым в его книге "Глазами человека моего поколения". Симонов рассказывает о реакции Хрущева на написанную им, Симоновым, передовую статью для "ЛГ" 19 марта 1953 года.

В этой статье под названием "Священный долг писателя" говорилось: "Самая важная, самая высокая задача, со всею настоятельностью поставленная перед советской литературой, заключается в том, чтобы во всем величии и во всей полноте запечатлеть для своих современников и для грядущих поколений образ величайшего гения всех времен и народов - бессмертного Сталина". Вот так!

Статья вызвала взрыв возмущений у Хрущева. Он сам позвонил в редакцию и, не застав Симонова, в Союз писателей Алексею Суркову и заявил, что считает необходимым немедленно отстранить Симонова от руководства "Литературной газетой". По словам Суркова, Хрущев был крайне разгорячен и зол. Симонову удалось тем не менее остаться на своем посту - Никита Сергеевич, вероятно, не имел достаточной поддержки в этом вопросе в Президиуме ЦК. Но, очевидно, уже тогда, спустя несколько дней после смерти Сталина, Хрущев начал борьбу против культа, поиск нового пути развития страны.

Впрочем, говорить о начале сколько-нибудь однозначно трудно. Похоже, только после встреч с Тито в Югославии, под впечатлением бесед с ним Хрущев стал прозревать окончательно. Во время первой их беседы Хрущев пытался свалить ответственность за массовые репрессии в нашей стране, ошибки в отношениях с Югославией, со всеми иностранными коммунистами на Берию. Это вызвало иронические улыбки со стороны Тито и других югославских товарищей. Они настойчиво говорили о личной ответственности Сталина за разрыв отношений с их страной.

Увы, в то время мы еще, по утверждению автора мемуаров, до конца не освободились от рабской зависимости, в которой находились у Сталина. И даже на ХХ съезде в 1956 году Хрущев сумел проделать лишь часть пути от критики Сталина к критике сталинизма как тиранического и авторитарного режиме, не говоря уж о критике системы в целом.

Вопрос в том, почему появляется деспотизм, который приводит этого деспота к власти, и почему народ, или по крайней мере его большинство, преклоняется перед деспотом. Приходится признать, что Хрущев, отвергнув чудовищные крайности сталинского режима, в своем докладе на ХХ съезде партии все еще оставался в плену многих сталинских представлений. Делая шаг или два шага вперед в объяснении трагических событий, он тут же, подобно пушке после выстрела, откатывается назад. Сталин все еще крепко держал сокрушителя своего культа в стальных объятиях.

Было бы антиисторично говорить об этих выводах Хрущева с позиций сегодняшнего дня. Тридцать с лишним лет, которые прошли с момента ХХ съезда, - огромный опыт, в чем-то позитивный, в чем-то негативный. И сейчас мы видим главное - величие подвига, совершенного Хрущевым в тот драматический момент. К массовым репрессиям не было возврата, хотя несправедливое осуждение за инакомыслие еще продолжалось. Культ личности как явление оставался жить, несмотря на все попытки притушить его внешние проявления, несмотря на усердие брежневских клевретов, сочинивших десять томов "произведений", позабытых на второй день после его кончины.

УРОДЛИВАЯ ДЕМОКРАТИЯ

Во многих местах своих воспоминаний автор сокрушается о том, что ему так и не удалось преодолеть "уродливую демократию", которую насадил в партии Сталин. Рассказывая подробно о XIX съезде, Хрущев отмечает, что инициатива его созыва исходила лично от генсека. Хотя со времени XVIII съезда прошло 13 лет, никто из членов руководства и заикнуться не мог о необходимости нового съезда. Раньше такая пауза могла мотивироваться войной, но и после войны прошло семь лет. Сталин определил время созыва съезда, повестку дня, трех докладчиков: Маленкова с Отчетом ЦК, Сабурова - по пятилетке, Хрущева - по Уставу партии. С особым, правда, запоздалым сожалением пишет Хрущев о том, как готовились "выборы" на съезд. Все делегаты были подобраны аппаратом ЦК партии, который определил, сколько должно быть рабочих, сколько интеллигентов, сколько колхозников. А весь состав Центрального Комитета был заранее подобран Сталиным и его ближайшими соратниками.

Человек совестливый, он нашел в себе силы, чтобы осудить и собственную деятельность. Три съезда, проведенные при его руководящем участии, мало отличались с точки зрения подбора людей от сталинских съездов. Хрущев пытался включить в Устав партии принцип ротации кадров, но не преуспел. Хотя дело ведь не только в этом. Он даже на старости лет не задумывается о том, почему небольшая группа людей - один, два или десять человек, неизвестно какими путями назначенных или формально избранных, - руководит не только партией, но и государством. По какому праву? Как это соотносится с общепринятым в любой демократии представлением о суверенитете народа?

Когда Сталин выступал в роли самодержавного правителя и беспощадно расправлялся с любым подлинным или мнимым противником, он не занимал никакого государственного поста. Тем не менее все его распоряжения выполнялись органами безопасности, Наркоматом внутренних дел, армией, Советом народных комиссаров, всеми ведомствами. Хрущев даже не ставит вопрос о том, что надо получить какой-то мандат у народа. Пускай формальный. Нет. Так же как Сталин, он убежден, что такой мандат был выдан один раз и навсегда - в октябре 17-го, когда партия взяла власть в свои руки. Значит, естественно, она через своих представителей и распоряжается державой.

Кроме того, Хрущев, подобно Сталину, исходит из представления об абсолютном характере власти руководителя. Именно ему принадлежит в конечном счете право распоряжаться ресурсами, регулировать жизненный уровень, определять задачи образования, сферы культуры, осуществлять внешнюю политику. Ни разу на протяжении двух томов своих мемуаров Хрущев не ставил под сомнение такую модель власти. Это типичная авторитарная традиция. Один, всегда один, как печально отмечал булгаковский Воланд...

Напомню: Хрущев постоянно возвращался к мысли о восстановлении ленинских норм ленинских порядков в партии и государстве. Этим пронизаны его доклады на ХХ-XXII съездах партии и, кстати, мемуары тоже. Однако партия, да и все общество не были еще готовы к такому перевороту. Отсюда и неудачи. Хотя, конечно, немало зависело и от самого Хрущева, от его взглядов, готовности выступать в роли авторитетного лидера, а не авторитарного вождя, от его отношения к партийной демократии, наконец, от его знания Ленина и ленинизма.

"Уродливая, демократия", о которой Хрущев упоминает в мемуарах, разумеется, не сводилась к системе выборов делегатов на съезды партии. Во времена Ленина был действительно свободный выбор членов ЦК отнюдь не по "твердому списку", подготовленному заранее. Кроме того, на самих съездах, на заседаниях ЦК, в прессе постоянно выступали все руководители. Не было понятия "вождь", "лидер", было понятие "вожди", "лидеры". В партии царила обстановка свободной дискуссии, Издавались дискуссионные платформы, статьи, другие материалы. Вся работа велась гласно.

И главное, при Ленине правительственная деятельность была сосредоточена в Совнаркоме, законодательная - во ВЦИКе, а при Сталине все эти функции сконцентрировались в Политбюро. Кстати говоря, на июльском Пленуме ЦК КПСС 1957 года вопросы о власти и демократии ставились. Однако Хрущев не поколебал ни одного из краеугольных камней сталинских традиций партийного руководства. При нем Президиум ЦК продолжал фактически выступать в роли правительства. Совнархозы узурпировали значительную часть экономической власти, законодательно принадлежащей Советам. Только на XXII съезде КПСС Хрущев предложил выступить всем членам руководства, и то лишь по вопросу о культе личности Сталина. Сам же сделал на съезде два доклада, каждый по четыре часа, будто другие не могли прочитать с тем же успехом заготовленный
текст.

Хрущев, опираясь на Ленина, остро поставил проблему борьбы против ведомственности и бюрократизма. Но поневоле отразил одну из тенденций борьбы за власть и влияние между различными институтами политической системы - партией, государством, органами безопасности, обороны. При нем произошло перемещение центра власти из органов безопасности и других государственных институтов в партийные органы. Но это не спасало от бюрократизма и от некомпетентности.

Во времена Ленина наука и культура рассматривались как самостоятельные сферы жизни общества. Сталин осуществил бюрократическую централизацию всей духовной деятельности, грубо подчинив ее идеологическим требованиям. Один Союз писателей, один Союз композиторов, один Союз художников... И все - во главе с прямыми ставленниками Сталина. Именно в те времена сложилась традиция присуждения премий, званий литераторам, художникам, актерам, ученым от имени государства, а на деле под твердым контролем Сталина и других партийных руководителей.

Хрущев не поколебал этих традиций. Напротив, если Сталин жестоко наказывал непокорных или просто не потрафивших ему деятелей литературы, искусства, - науки, а прочих по-царски одаривал, приближал и обласкивал, то Хрущев со своим нетерпением и своей нетерпимостью мало кого поощрял, зато устраивал шумливые кампании проработок - В. Дудинцева, Б. Пастернака, Э. Неизвестного, А. Вознесенского и других.

Поэтому во времена оттепели, когда особенно остро встал вопрос о развитии ленинских норм, назревшие гарантии против рецидива сталинизма не были осуществлены. В этом одна из основных причин того, что Брежневу и его окружению удалось без всякого труда законсервировать политическую жизнь почти на двадцать лет и даже вернуться ко многим методам и формам руководства, сложившимся в сталинскую эпоху.

Сам Хрущев жестоко поплатился за свое недоверие и пренебрежение к интеллигенции, горячо поддержавшей его политику ХХ и XXII съездов партии. "По собственному желанию" его вынудили уйти как раз те "лично преданные" ему люди, которыми он сам себя окружил. Не случайно в мемуарах неоднократно выражается сожаление о необдуманных эскападах против интеллигенции и почти не упоминаются бывшие соратники и друзья.

Ну и, конечно же, невозможно говорить о том, чтобы эта уродливая, авторитарно-патриархальная политическая культура соотносила себя с общечеловеческими ценностями, с демократией. И Сталин, и Хрущев верили в безусловное превосходство сложившейся у нас политической системы. Самая яркая демократия на земле, хотя и с некоторыми извращениями...

На Западе на протяжении веков складывались противовесы, которые препятствовали бы чрезмерной концентрации власти в руках одного органа, а тем более одного человека. Еще Монтескье в XVIII веке обосновал идею разделения законодательной, исполнительной и судебной властей. Опыт XIX века привел к формированию не только сбалансированных между собой государственных институтов, но и многопартийных систем, где каждая партия контролирует другую.

Наряду с этим развивалась либеральная тенденция. Она шла от первых биллей о правах. Традиция обосновала автономию личности внутри государства, которое не вправе отнять ее естественные гражданские и политические права. Россия, по сути, не знала ни этого опыта, ни этих традиций.

Хрущев отверг и осудил сталинское единовластие, а сохранил авторитарную форму правления. Он не задумывался ни о разделении власти, ни о распределении функций между партией и государством, ни тем более о таких гражданских правах личности, на которые не вправе покуситься политическая власть.

Хрущев воспринял и другую сталинскую традицию, которая тоже уходила своими корнями в глубину российской истории, - соединение светской и духовной власти.

Даже в период господства монархических или авторитарных режимов на Западе власть только в исключительных случаях вмешивалась в научную, литературную, театральную деятельность. Можно ли представить себе, чтобы, скажем, Александр Македонский "выправлял" выводы Аристотеля по поводу высказанным им в книге "Политика" форм государственной власти - монархии, аристократии, демократии? Или чтобы английская королева поучала Шекспира, как оценивать место в истории ее предков - прежних королей Англии? Только Церковь вмешивалась в сферу науки, литературы, философии и искусства, и то когда она усматривала прямое посягательство на Священное писание.

Мы узнали из мемуаров Хрущева, что он никогда не читал Пастернака, да и не слышал его фамилии до печально известного скандала с публикацией "Доктора Живаго". Он сам рассказывал потом, что плохо разбирался в искусстве, тем более в современных его направлениях, и приносил извинения Эрнсту Неизвестному, другим художникам и литераторам.

Основная проблема Хрущева, как я ее понимаю, заключалась в том, что этому чрезвычайно неординарному политическому деятелю не хватало образования и знаний, для того чтобы стать еще и политическим мыслителем. Способность пересмотреть свои взгляды, признать в чем-то их ошибочность и найти новые ответы и решения - редчайшее качество даже среди ученых, не говоря о политиках.

И еще одно - пора полностью выбросить из головы фанатизм цели, для которой годятся любые средства. Ленинская гвардия верила в то, что она зачинает революцию, которая вот-вот грядет во всем мире. Поэтому гибель нескольких миллионов белых и красных - ничтожная плата за коренное переустройство жизни всего человечества. Сталинское поколение верило в близкое торжество коммунизма в нашей стране и еще в полутора десятках окрестных стран. Поэтому гибель каких-то 10-20 миллионов необходима и оправданна. Хрущевское поколение еще донашивало веру в скорое пришествие коммунизма, который мнился как всеобщее благополучие и мир. Поэтому поношение какой-то группы "ничтожных интеллигентиков" - не более чем уборка мусора на великом пути. Брежневское поколение оправдывало подавление инакомыслия, привилегии и коррупцию могуществом супергосударства, вооруженного термоядом, которое может вмешаться в любое событие в мире... Каждый новый руководитель как бы заново испытывал род опьянения величием задач, возложенных на него историей.

Теперь, кажется, становится ясно: перестройка - это не дальнесрочные обещания, а реальные изменения уже сейчас. Нельзя оправдывать свою неспособность решать проблемы - продовольственную, товарную, жилищную, образовательную - масштабностью грядущих преобразований, То, что происходит, и есть перестройка, а что будет потом, - посмотрим.

Уход из Афганистана - это перестройка. Договор о евроракетах - это перестройка. Гласность и новая система выборов - это перестройка.

Сегодняшние цели и средства затрагивают судьбы десятков и сотен миллионов людей. Поэтому надо мерить каждый шаг своей мерой, не забывая, конечно, о дальнейшей программе обновления общества. Ибо каждое поколение людей живет на земле, увы, только один раз и заслуживает того, чтобы к нему относились как к цели, а не как к средству.

Последнее фото* Фото А. Кримермана

*На снимке - подпись: "Петру Кримерману, старому нашему другу, автору последнего фотопортрета Н. С. Хрущева, моего отца, сделанного в августе 1971 г. С уважением и благодарностью С. Хрущев. 30 октября 1975 г.".

М. ПЕШКОВА: Сергей Хрущёв, живущий в США, был много лет назад гостем нашей радиостанции. Тогда в «Вагриусе» готовили к печати мемуары Никиты Сергеевича. Повтор передачи от августа 1997 года.

С. ХРУЩЁВ: Когда отец стал кандидатом в члены Политбюро, ему дали квартиру на Грановского. Напротив нас жил Булганин, под нами жил Маленков, где-то там жил, в этом же подъезде, Будённый, и много других начальников, которых я не помню. Мы из Киева несколько раз приезжали, стояла пустая квартира, потом мы в неё переехали и там жили. Огромная такая, коридорного типа квартира, почти коммунальная. Семья была большая, поэтому каждый стремился в туалет попасть первым.

М. ПЕШКОВА: А кто приходил к отцу в гости? Бывали ли гости у вас?

С. ХРУЩЁВ: Отец очень любил гостей. И в Киеве у нас был полон дом. То ест, субботу, воскресенье, дача была построена в прекрасном месте, где до этого был монастырь отставных казаков. Где-то в 20-е годы её перестроили, построили три дома. Она не была дача, дом, где только жил Хрущёв, там жили ещё какие-то другие начальники. В 1947 году там жил Каганович. И всегда собиралась масса народу. Все они ходили, гуляли, обсуждали, купались в Днепре. Никита Сергеевич очень любил стрелять по тарелочкам. Начинались соревнования, стреляли по этим тарелочкам, потом все вместе обедали. Жизнь была совсем отличная от Москвы.

Когда приехали в Москву, всё поменялось. В гости ходить было и подозрительно, и опасно. Никто не знал, как это преломится и почему эти люди встречаются. Поэтому отец… Как-то раз мы съездили к Булганину, на этом и прекратилось. Но периодически время от времени он ходил гулять с Маленковым*. Мы гуляли, шли по проспекту Калинина, ходили в Александровский сад, на улицу Горького, вокруг Кремля. И вот там гулял. Они идут двое, мама с Валерией Алексеевной, моя сестра Рада, Маленковская дочка, младшие дети Маленкова, Андрей и Егор. И с Маленковым у них были довольно тёплые отношения, я бы сказал. Практически до 1957 года, хотя, думаю, что после отставки, конечно, Георгий Максимилианович относился к Никите Сергеевичу по-другому. Но они как-то стыковались вместе потому что по своему складу Маленков, как Горбачёв, он человек консенсуса.

Никита Сергеевич был лидер. Во всех этих разговорах у них не возникало таких столкновений, которые бывают обычно, когда оба человека лидеры. Один говорит: «Я считаю так», а другой говорит: «Нет, иначе». И начинается спор. А Маленков соглашался. Даже после отставки он всё время приходил к Никите Сергеевичу, рассказывал, советовался, хотя мог бы его игнорировать. Он, как политик, понимал, что его карьера закончена, и пока Хрущёв есть, больше ничего не переменится. Он всегда был таким человеком, который следовал за кем-то: за Сталиным, за Берия, за Хрущёвым. И это не есть характеристика того, что он был хуже кого-то другого. Просто так человек был сложен. А человек он был умный и прогрессивный.

Поэтому, когда сегодня многие историки говорят: «А вот Хрущёв, а вот Маленков! Маленков предлагал раньше и больше. Да, правильно, он предлагал, и может быть, предлагал больше, может быть правильнее, и в чём-то более прав, чем Хрущёв. Но он не состоялся, как лидер. Я думаю, что состояться, как лидер, он не мог. То есть, мы видим, что приход реформатора, сторонника консенсуса, человека, который следует за большинством, а не ведёт большинство, в общем-то, ведёт страну не к лучшим результатам.

М. ПЕШКОВА: А какой фигурой был Булганин?

С. ХРУЩЁВ: Булганин тоже не был политическим лидером. Он был попроще, чем Маленков. Я его меньше помню. Он всегда был «дядя Коля», дружили семьями, дружили с его первой женой, вся наша семья была дружной, встречались с ними, когда он был в отставке. Достаточно разумный, без блеска, но очень опытный бюрократ. Что тоже неплохо, когда мы говорим «бюрократ»… Бюрократ – это профессия. У Никиты Сергеевича были отношения функциональные.

М. ПЕШКОВА: Он что, был таким рациональным человеком?

С. ХРУЩЁВ: Нет, он был очень эмоциональным человеком. С другой стороны у него не было теневого кабинета. Многие говорят, что есть кабинет, а на самом деле это решается где-то там. Он считал, что если есть у меня министр обороны, мне вообще не нужен помощник по военным делам. Зачем мне какой-нибудь генерал-майор, который будет командовать маршалом? У меня есть маршал Жуков или Малиновский или ещё кто-то. Вот есть начальник Генерального штаба. Если он не согласен, он мне скажет, я с ними буду обсуждать. Зачем мне помощник по ещё каким-то делам, если у меня есть министр.

У него даже очень долго не было помощника по иностранным делам. Он говорил: «У меня есть министр иностранных дел Громыко. Зачем мне кто-то?» Потом появился, правда, Олег Александрович Трояновский. Но Олег Александрович Трояновский** тоже не был теневым деятелем, он был просто чиновником по связям между канцелярией Совета министров и канцелярией МИДа. И он пришёл из канцелярии МИДа, он был чисто МИДовский человек.

А такие близкие отношения, когда шёл разрыв с Булганиным и Маленковым, были самые близкие с Микояном. Хотя приезжали и другие у нас на дачу, потом было много людей, но к Микояну отец относился по-особому, наверное потому что большинство других членов Политбюро, тогда президиум назывался. Они соглашались с Хрущёвым. Так было построено – как Вы скажете. Ставить ракеты на Кубе? Правильно, Никита Сергеевич. Убрать ракеты с Кубы? Правильно, Никита Сергеевич! А Микоян, он всегда имел свою точку зрения, и он всегда её открыто Никите Сергеевичу высказывал. Хотя говорят, что Микоян такой уж хитрый, я полностью с этим соглашаюсь, что он хитрый, опытный, почему он прожил от Ильича до Ильича. Но при этом он был всегда принципиальным человеком.

Уж я не знаю, как он выкручивался у Сталина, Никита Сергеевич всегда говорил: «Это не так, это я считаю, нужно делать по-другому». Когда-то отец соглашался, когда-то нет. Когда мы жили на даче, это было в Усово, там сейчас я иногда вижу, как Борис Николаевич прогуливается. Это была бывшая дача великого князя Сергия, генерал-губернатора Москвы. А рядом Микоян был в Зубалово, там, где Сталин жил. Зубаловская дача. Кстати, великий князь Сергий ездил на свою дачу по мощёной дороге, проложенной Зубаловым, только по разрешению Зубалова, потому что общая дорога была иногда непроезжая. Вот там мы ходили, выходили, шли пешком.

Никита Сергеевич стучал кулаком или молотил в железные большие ворота в этой зубаловской, очень высокая, каменная, кирпичная стена была. Ходил охранник. Выходил Микоян, они шли и обсуждали то это, то то. «Не хлебом единым» когда вышла, хорошо это, плохо. Я не помню, что говорили, но помню, что долго обсуждали. Мы как-то пытались вмешиваться. С теми людьми, которые приходили, всё время были и личные отношения. То прибыл Козлов, был Козлов. До Козлова был Кириченко, Игнатов, Брежнев. Ну, Брежнев меньше бывал, и Подгорный. Никита Сергеевич был очень компанейским человеком. Очень многие военные приезжали. Все эти маршалы, которые стали командовать нашими войсками, те, с кем Хрущёв прошёл фактически всю войну.

Жуков был представителем ставки, они встречались с первого дня войны до последнего, когда был убит Ватутин и Жукова назначили сначала командующим Украинским фронтом, потом Белорусским. И он, приезжая в Германию, он заехал в Киев к Никите Сергеевичу и сказал: «Ну вот, пойду брать Берлин, арестую Гитлера, посажу его в клетку, повезу Сталину показывать. Но обязательно остановлюсь у тебя в Киеве».

М. ПЕШКОВА: Сергей Хрущёв на «Эхо Москвы» в программе «Непрошедшее время».

С. ХРУЩЁВ: Я думаю, все слухи о том, что он танцевал гопака у Сталина сильно преувеличены, потому что он физически не мог никакого гопака танцевать. Он был тучный, маленький, все рассказы о сталинских танцах. Танцы были, наверное, и Хрущёв танцевал, но не гопака. Как он рассказывал, главным танцором был Микоян, который с Берией танцевал лезгинку. Но, опять же, это не происходило, как сейчас изображают. Сидели часами за столом пятеро, шестеро, десятеро мужчин, которые не знали, как себя занять. И Сталин говорил: «Ну, танцуем!» Или начинал кидаться помидорами, или подкладывал помидоры. Шутки не первосортные. Я лично им не придаю такого значения, как Хрущёв запомнил, что его кто-то заставил танцевать гопака, и он это помнил всю жизнь. Никогда он сам этого не говорил.

Он любил украинские, русские песни. Иногда они пели где-то на заходе солнца, после обеда. Я не помню особенно, но помню, когда они пели «Гэй, на горі…» Такая старая казацкая песня. «А під горою яром, долиною козаки йдуть. Попереду Дорошенко, позаду Сагайдачний, який поміняв дружину…» Видите, я даже до сих пор помню! Но публично дальше этого не шло. Песни, музыку и театр он очень любил. Он любил народную музыку, русскую, украинскую, любил классическую музыку, что, может быть, не говорит о его бескультурье.

На самом деле, когда мы говорим о необразованности Никиты Сергеевича – это правильно. Он школу закончил, когда ему было 30. Два курса института то ли кончил, то ли нет, когда ему было под 40. И что он писал с ошибками – это тоже правильно. Есть письмо его с фронта, где «до свидания» написано через «е». Когда мы говорим об этих людях, мы должны помнить, что образование и образованщина – это две большие разницы. Никита Сергеевич обладал интуицией, он всему учился, он любил учиться, смотреть, читать. Любил музыку, оперу, меньше любил балет. Любил драму классическую, особенно Островского. Я помню, на Островского мы ходили непрерывно.

С другой стороны любил Корнейчука, что сейчас ему в плюс не запишут. Ну, нравилось ему это. И он не столько любил сам петь, особенно когда был в отставке, у него было несколько пластинок, которые он хранил, ходили гости, он приглашал на веранду и говорил: «Я вас угощу музыкой». Перебирал: «Давайте, выбирайте, что вы хотите послушать». Мы с Вами проскочили длинный путь. После смерти Сталина Маленков, у него была дочка Воля, архитектор, он предложил Никите Сергеевичу, что лучше жить как-то вместе, где можно гулять, давай оборудуем какой-то дом, особняк.

И сначала они переехали на Кропоткинскую, Никита Сергеевич жил в Еропкинском переулке, а Маленков в Померанцевском переулке. Сейчас там посольство в двух особняках, двухэтажных, маленький садик, дверь, которая сообщалась. Маленков очень хотел иметь прямое общение с Никитой Сергеевичем. Открыл дверь, пошёл, посоветовался. Это тоже черта характера такая. Ему нужна была какая-то опора. А потом он придумал построить эти особняки на Ленинских горах, знаете, эти правительственные особняки, куда потом все и переехали, как потом называли «колхоз «Путь к коммунизму». Строили эти заборы и Никита Сергеевич сначала жил в центре, а потом, после 1957 года, когда оттуда съехал Коганович, он переехал в дом 40, как раз следующий к Дому приёмов.

Единственной причиной было, что у дома 40 был больший участок, больше места, где гулять. А особняки, они все как близнецы, одинаковая планировка, одинаковая мебель. Были встречи с интеллигенцией. На некоторых я был. Мы пытались сказать, что может всё не так… Вот говорят, что семья влияет. На Никиту Сергеевича семья влияла очень мало. Он был готов слушать и впитывать информацию, но он категорически не принимал никакого вмешательства. Может быть, он поступал правильно, потому что его аргумент был такой – «сами вы этого не понимаете, вас кто-то настраивает, т.е. вы являетесь рупором каких-то других сил. А у меня есть, (я повторяю, он не терпел этих теневых дел), у меня есть официальные люди, которым я доверяю. Перестану доверять – сменю. Если вы говорите, что Лысенко проходимец, а мне все в отделе ЦК говорят, что он учёный. А вы что, учёные? Вы рассказываете мне…»

И вот этот вице-президент АН Сибирского отделения, который математик. Я, - говорит, - его уважаю, как математика, но в биологии он не понимает. И точно так же было и с этим делом. То есть, мы слушали, пытались сказать. Он: «Мне все говорят одно, а вы мне тут строите свою политику». Он не слушался, хотя тоже все эти разговоры, когда рассказывают десятками раз, как грозил кулаком и насколько это было страшно, это немножко спекулятивно преувеличено. Мог сказать, потом отойти, поговорить. Я бы больше поверил нашему известному художнику Боре Жутовскому***, который это с большим юмором рассказываем, чем как это было, чем с такими трагическими нотками.

Марлен Хуциев мне рассказал о моём участии в этом проекте. Я забыл. И Никита Сергеевич ругал, здесь настраивали, там же многие вещи обсуждали. Там не только Хуциева или ещё кого-то обсуждали. Помню, целый день обсуждали фильм, который вышел на экраны, ГДРовский, о том, как НАТОвские бомбардировщики, когда пилотам велят начать Третью Мировую войну, восстают и переходят на сторону пролетариата. Никита Сергеевич, помню, устроил целый разнос. Говорил: «Вот, перед войной мы такие фильмы смотрели. Что вы тут лапшу на уши вешаете людям? Кто может вообразить себе, что вдруг, если кто-то решит начать против нас войну, что эти люди вдруг станут на нашу сторону».

А когда Марлена разобрали, мы пошли домой, фильм смотрели. Я отцу говорил, что не понимаю я Вас. Фильм хороший, что Вы человеку говорите… Его отец моложе его, не понятно разве, что он умер? Причём здесь картошка и свечи? В общем, что-то я так поговорил. Он промолчал. На следующий день продолжение. У него настроение поменялось. Это я пересказываю Хуциева, сам не помню. Он начал говорить: «Вы думаете, что мне легко? Я пытаюсь найти, со мной и в семье не все согласны. Мы вчера говорили, а вот Сергей мне и говорит: «Что же ты этот фильм ругаешь, когда он такой хороший?» Не трагедия у него была, а опасная для жизни неприятность, потому что в 1943 году у него застрелился член военного совета Ларин, а перед этим он послал, Ларин в смысле, письмо Сталину.

Никто не знает, какое письмо Сталину, но Сталин позвонил Хрущёву, отцу, и сказал, что мы считаем, что Малиновского надо снять с должности командующего армией. Что означало, что завтра или через какое-то время его арестуют. А отец выступил и сказал, что нет, он считает, что Малиновский на месте, что освобождать его не надо. Что никто не знает, что написал Ларин, и если он что-то написал, то это никак не связано с Малиновским. Это был не 1937 год, а начало 1943 года. И в то время ситуация была такая, что командующими армией не очень кидались. И Сталин согласился и сказал: «Раз так, то сиди и карауль его», то ли чтобы он к немцам не ушёл, то ли чтобы письмо не написал.

И отец сидел в этой армии. Он говорил: «Я сидел, как дурак, а они на меня смотрели с большим удивлением», потому что его ранг был член военного совета фронта. В армию приезжал на день, на два, а тут вдруг сидел очень долго, пока Сталин не позвонил ему, и не сказал, что хватит, возвращайтесь обратно. Гречко у них служил командующим армией кавалерийской дивизии, Москаленко**** командовал бригадой в 1941 году, и вышел он с киевского окружения, страшно ругая всех украинцев. Говорил, что они бандиты, «меня выгнали, я спрятался у них в курятнике, они меня вилами оттуда». Отец говорит: «Так ты же был в форме генерал-майора?» «Нет, я в зипуне был». «Так они же решили, что ты кур залез воровать!»

Очень был такой генерал… По-разному относился. Но был очень смелый генерал. Всегда выдвигал свой командный пункт как можно ближе к передовой, чтобы самому всё видеть. Они с Жуковым приехали к Москаленко, как полагалось – инспекция, зашли на командный пункт, и Жуков Москаленко спрашивает: «Ну, где немцы?» «Да вон немцы». «А ты что, меня здесь в плен сдать хочешь?» Развернулся и уехал.

М. ПЕШКОВА: Сергей Хрущёв. Воспоминания об отце на «Эхо Москвы». Повтор программы от августа 1997 года.

Звукорежиссёр Ольга Рябочкина. А я Майя Пешкова. Программа «Непрошедшее время».

* * * * * * * * * * * * * * *

* Гео́ргий Максимилиа́нович Маленко́в (26 декабря 1901 (8 января 1902) - 14 января 1988) - советский государственный и партийный деятель, соратник Сталина. Член ЦК КПСС (1939-1957), кандидат в члены Политбюро ЦК КПСС (1941-1946), член Политбюро ЦК КПСС (1946-1957), член Оргбюро ЦК ВКП(б) (1939-1952), секретарь ЦК КПСС (1939-1946, 1948-1953), депутат Верховного Совета СССР 1 - 4 созывов. Курировал ряд важнейших отраслей оборонной промышленности, в том числе создание ядерной и водородной бомбы. Фактический руководитель Советского государства в марте-сентябре 1953 года.

** Оле́г Алекса́ндрович Трояно́вский (24 ноября 1919, Москва, РСФСР - 21 декабря 2003, Москва, Россия) - выдающийся советский дипломат и государственный деятель.

*** Бори́с Ио́сифович Жутовский (род. 14 декабря 1932, Москва) - российский художник, иллюстратор, писатель. Выставляться начал с 1959 г. После участия в знаменитой выставке «Новая реальность» в Манеже в декабре 1962 года и личного скандала с Н. С. Хрущевым для Жутовского была закрыта всякая возможность участия в выставках в СССР. С 1964-1965 г.г. начинается широкий показ работ в галереях и музеях по всему миру (от Гданьска до Лос-Анджелеса). С 1979 года возобновились полулегальные выставки современного искусства в Москве, на которых были и картины Жутовского.

**** Кири́лл Семёнович Москале́нко (11 мая 1902 года - 17 июня 1985 года) - советский военачальник, дважды Герой Советского Союза, Маршал Советского Союза.

Хрущев Никита Сергеевич

Время, Люди, Власть

(ВОСПОМИНАНИЯ)

ЧАСТЬ II ВЕЛИКАЯ ОТЕЧЕСТВЕННАЯ ВОЙНА

ТЯЖЕЛОЕ ЛЕТО 1941 ГОДА

Итак, мы приблизились вплотную к войне. То есть не мы шли к ней, а она на нас надвигалась. Мы говорили об этом и делали все для того, чтобы враг нас не застал врасплох; чтобы наша армия была на надлежащем высоком уровне по организации, вооружению и боеспособности; чтобы наша промышленность имела соответствующий уровень развития, который обеспечивал бы удовлетворение всех нужд армии по ее вооружению и боевой технике, если будет начата война, если на нас нападут враги. И вот война неумолимо надвинулась на нас. Что делалось в армии, конкретно сказать сейчас не могу, потому что не знаю. Не знаю, кто из членов Политбюро знал конкретную обстановку, знал о состоянии нашей армии, ее вооружения и военной промышленности.

Думаю, что этого, видимо, никто не знал, кроме Сталина. Или знал очень ограниченный круг людей, да и то не все вопросы, а те, которые касались их ведомства или ведомства, подшефного тому либо другому члену Политбюро. Перемещение кадров, которое имело большое значение для подготовки к войне, тоже осуществлялось Сталиным. На кадрах "сидел" Щаденко, человек, известный своим характером. Злобный у него был характер в отношении к людям. Потом на кадрах "сидел" Голиков, оттуда он перешел в разведку. Сейчас точно не могу припомнить, но он тоже был приближен к Сталину и занимался этими вопросами.

Очень сильное влияние на Сталина имел Мехлис, но главным образом в вопросах политработы. Он был начальником Главного политуправления РККА, однако часто выходил за рамки своих функций, потому что своим пробивным характером очень нравился Сталину. Он много давал советов Сталину, и Сталин считался с ним. Видимо, это было не на пользу армии. Незадолго до Великой Отечественной войны Тимошенко покинул Киевский Особый военный округ и стал наркомом обороны. Меня беспокоило, чтобы с уходом Тимошенко не ослабла военная работа.

Я очень высоко оценивал деятельность Тимошенко как командующего войсками КОВО. Он человек волевой и пользовался авторитетом среди военных, имел твердый характер, который необходим каждому руководителю, особенно военному. Авторитет у него был большой: герой Гражданской войны, командир одной из дивизий Первой Конной армии, - и прочная слава, и заслуженная. После Тимошенко в КОВО пришел Жуков. Я был доволен, даже очень доволен Жуковым. Он радовал меня своей распорядительностью и своим умением решать вопросы. Это меня успокаивало: хороший командующий, как мне казалось. Война подтвердила, что он действительно хороший командующий. Я так и считаю, несмотря на резкие расхождения с ним в последующий период, когда он стал министром обороны СССР, к каковому его назначению я приложил все усилия и старания. Но он неправильно понял свою роль, и мы вынуждены были освободить его с поста министра и осудили его замыслы, которые он, безусловно, имел и которые мы пресекли. Однако как военного руководителя во время войны я его очень высоко оценивал и сейчас ни в коей степени не отказываюсь от этих оценок. Я говорил об этом Сталину и во время войны, и после войны, когда Сталин уже изменил свое отношение к Жукову и Жуков был в опале.

Итак, у нас на Украине в 1940 г. командовал войсками Киевского Особого военного округа Жуков. В начале 1941 г. Жукова переместили, назначив начальником Генерального штаба, а нам прислали Кирпоноса. Генерала Кирпоноса я совершенно не знал до его назначения к нам. Когда он прибыл и принял дела, я с ним, конечно, познакомился, потому что был членом Военного совета КОВО. Но я ничего не мог тогда сказать о нем, ни хорошего, ни плохого. До Жукова и до Мерецкова начальником Генерального штаба был Борис Михайлович Шапошников. Это - безусловный авторитет для военных, высокообразованный военный человек, который очень ценился на своем посту. В то время в Генеральном штабе работали также Соколовский и Василевский, два способных специалиста. Но тогда среди военных шла молва, что это - бывшие офицеры старой армии, и к ним относились с некоторым недоверием. В то время я лично еще не знал ни Соколовского, ни Василевского и поэтому своего мнения о них не имел, но прислушивался к доброму о них голосу старых бойцов Красной Армии, участников Гражданской войны и относился к ним с доверием. Когда же сам узнал их во время войны, то никакого политического недоверия к этим людям у меня, конечно, уже не было, да и никогда не возникало. Я относился к ним очень хорошо - и к Василевскому, и к Соколовскому.

С Василевским у меня произошел, однако, случай в 1942 г., который не может изгладиться из моей памяти. Это было в связи с операцией, которую мы проводили в начале 1942 г. под Харьковом, у Барвенково. Я дальше отдельно буду говорить об этой операции и там, безусловно, не смогу обойти своего разговора с Василевским. Он произвел на меня тогда очень тяжелое впечатление. Я считал, что катастрофы, которая разыгралась под Барвенково, можно было бы избежать, если бы Василевский занял позицию, какую ему надлежало занять. Он мог занять другую позицию. Но не занял ее и тем самым, считаю, приложил руку к гибели тысяч бойцов Красной Армии в Харьковской операции. Не знаю, как развернул свою новую работу в Наркомате Тимошенко, но думаю, что она была организована лучше, чем до него. Я не говорю о том, насколько глубоко Ворошилов знал военную работу и военное дело. Но шла слава о нем как о человеке, который больше позировал перед фотообъективами, киноаппаратами и в мастерской художника Герасимова, чем занимался вопросами войны. Зато он много занимался оперным театром и работниками театрального искусства, особенно оперного, завоевал славу знатока оперы и давал безапелляционные характеристики той или другой певице. Об этом говорила даже его жена.

Как-то в моем присутствии зашла речь о какой-то артистке. Она так вот, не поднимая глаз, и говорит: "Климент Ефремович не особенно высокого мнения об этой певице". Это считалось уже исчерпывающим заключением. Какие к тому имелись у него данные и почему появились такие претензии, трудно объяснить. Правда, Климент Ефремович любил петь и до последних своих дней, когда я с ним еще встречался, всегда пел, хотя уже плохо слышал. Пел он хорошо. Он рассказывал мне, что прошел школу певчего: как и Сталин, в свое время пел в церковном хоре. Перед самой Великой Отечественной войной, за 3 - 4 дня до ее начала, я находился в Москве и задержался там, буквально томился, но ничего не мог поделать. Сталин все время предлагал мне: "Да останьтесь еще, что вы рветесь? Побудьте здесь". Но я не видел смысла в пребывании в Москве: ничего нового я от Сталина уже не слышал. А потом опять обеды и ужины питейные... Они просто были мне уже противны. Однако я ничего не мог поделать.

Название : Воспоминания - Книга 1.

Представляем вниманию широкой аудитории мемуары Хрущева. Он начал делать заметки после отставки со всех партийных и государственных постов в 1964 году. Экс-коллеги активно препятствовали ему в этом - воспоминания отстраненного от дел лидера СССР обещали быть явно не такими сладкими, как то хотелось власть имущим. Так и случилось.
По этой причине его труд "Воспоминания" был издан сначала за рубежом, а в России его увидели спустя много лет - лишь в годы перестройки они были опубликованы в журнале "Вопросы истории" и частично в "Огоньке". Такого рода справедливые записки можно назвать натуральным и не предвзятым восстановлением картины эпохи, взглядом из прошлого, устремленным в будущее.

СОДЕРЖАНИЕ
Пролог
Часть I. Начало пути
Немного о себе
XIV партконференция
Несколько слов о НЭПе
XV съезд партии
Переезд в Харьков
Переезд в Киев
В Промакадемии
Личное знакомство со Сталиным
Московские будни
Убийство Кирова
Некоторые последствия убийства Кирова
Снова на Украине
Украина - Москва (перекрестки 30-х годов)
Вторая мировая война приближается
Начало второй мировой войны
Дела предвоенные.

Краткая выдержка .
Помню первые дни революции. Правда, жил я в таком месте, где у нас не было особых проявлений контрреволюции, если не считать выступлений вождя донского казачества атамана Каледина.Там очень просто было разбираться, где враг, а где друг. Вредительство же, может быть, и существовало, но не было заметно. Да и без него все равно в промышленности был полный развал. Потом - Гражданская война. Она тоже разграничила людей и упростила борьбу. Кто с кем, где белые, а где красные, сразу видно. Сама жизнь провела классовое разграничение. Имелись враги и в тылу, и с ними боролись. То была борьба, необходимая для защиты революционных завоеваний, защиты революционного пролетарского государства.

И вдруг в период, когда и с Промпартией покончили, и коллективизацию провели, и когда исчезла даже оппозиция внутри партии и наметилось полное и монолитное единство партийных рядов и трудового народа в СССР, вот тогда-то и началась буквально резня. Это уже не классовый подход. Во имя класса, во имя победы и закрепления победы пролетариата рубили головы, и кому? Тем же рабочим, крестьянам и трудовой интеллигенции.

Бесплатно скачать электронную книгу в удобном формате, смотреть и читать:
Скачать книгу Воспоминания - Книга 1- Хрущев Н.С. - fileskachat.com, быстрое и бесплатное скачивание.

Скачать txt
Ниже можно купить эту книгу по лучшей цене со скидкой с доставкой по всей России.