Иустин философ его труды о иудейской ереси. Святой мученик иустин философ и с ним пострадавшие. Отношение св. Иустина к Священному Писанию

Труды

Мученик Иустин написал разговор с иудеем Трифоном об истине христианского закона, в котором он с глубокой ученостью, ясностью и спокойствием ведет спор ветхозаветным оружием, и две апологии. Первой (большей) апологией, написанной не раньше 150 г., он пытался доставить христианам покровительство императора Антонина Пия, второй - расположить Марка Аврелия к более кроткому обращению с ними, но в то же время старался представить языческую философию предшественницей христианства , а христианство - откровением того, что философия только предчувствовала. Другие творения Иустина Философа, - напр. его сочинение против современных ему гностиков, которым пользовались Ириней и Ипполит, - до нас не дошли; дошедшие же до нас под его именем св. Иустину не принадлежат.

Иустину Философу приписывают: "Замечания о душе", "Обличения против эллинов", "Речь против эллинов". Святой Иоанн Дамаскин сохранил значительную часть не дошедшего до нас сочинения святого Иустина "О воскресении". Церковный историк Евсевий Кесарийский свидетельствует, что святым Иустином были написаны книги "Певец", "Обличение всех бывших ересей" и "Против Маркиона".

Творения Иустина Философа чрезвычайно важны для раскрытия учения церкви середины в., особенно по вопросу о применении к христианскому мировоззрению александрийского учения о Слове.

Текст сочинений Иустина Философа в "Corpus Apologetarum", изд. Otto (т. 1-3, Иена, 1876 и сл.); в русск. переводе "Сочинения" св. Иустина Философа изданы с прим. П. Преображенским (2 изд., М., 1892).

Кондак, глас 2

Премудростию Божественных твоих словес, Иустине,/ Церковь Божия вся украсившися,/ жития твоего светлостию мир освещает,/ излияния же ради крове венец прием/ и со Ангелы предстоя Христу,// моли непрестанно о всех нас.

Использованные материалы

Страницы сайта Православие.Ru:
Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона.

(кон. I/нач. II в. – 165)

Ему же принадлежат две апологии, первая - императору Антонину Пию, вторая - Марку Аврелию. Там впервые появляется идея о том, что для язычников именно философия была предшественницей христианства. Интересно, что в его апологиях содержатся сведения о принятых в то время практик Крещения и Евхаристии. Ему приписывают также анонимное «Послание к Диогнету» . Упоминают, что он написал еще большой труд против гностиков, т. н. «Синтагму».

Около 165 года он вступил в диспут с Кресцентом - философом школы киников, который и донес о христианстве Иустина властям. Будучи арестован он исповедал свою веру и претерпел мученическую кончину.

Тропарь мученику Иустину Философу и иже с ним, глас 4

Мученицы Твои, Господи, / во страданиих своих венцы прияша нетленныя от Тебе, Бога нашего: имуще бо крепость Твою, / мучителей низложиша, / сокрушиша и демонов немощныя дерзости. / Тех молитвами // спаси души наша.

Кондак мученику Иустину Философу, глас 2

Премудростию Божественных твоих словес, Иустине, / Церковь Божия вся украсившися, / жития твоего светлостию мир освещает, / излияния же ради крове венец прием / и со Ангелы предстоя Христу, // моли непрестанно о всех нас.

Обращаемся к тем опытам раскрытия этого учения, какие представляет христианская литература.

Первый писатель, изложивший учение о Св. Троице со значительной полнотой, был св. Флавий Иустин Философ (? 166).

«Мы чтим,- пишет он,- творца вселенной, сущего Бога; знаем Сына Его и имеем Его на втором месте, и Духа пророческого имеем на третьем месте, и у нас есть основание почитать Их» (1 Апология 13).

«В начале, прежде всех творений Бог родил из Себя разумную силу, которую Дух Св. называет то славою Господа, то Сыном, то Премудростью, то ангелом, то Богом, то Господом и Словом» (Разговор 61). «Эта сила родилась от Отца, Его силою и волею, но не чрез отсечение,- не так, чтобы разделилось существо Отца,- не так, как бывает с прочими предметами, которые вследствие разделения и рассечения становятся не тем, чем были до рассечения, но подобно тому, что мы видим, когда от одного огня зажигают другие огни: сколько бы огней от него ни зажигали, он нисколько не уменьшается, но остается тем же самым» (Разговор 128). «Нечто подобное мы видим и в нас самих: когда мы произносим слово, мы рождаем слово, но не чрез отсечение — не так, чтобы находящееся в нас слово уменьшалось вследствие его произнесения» (Разговор 61).

Таким образом, рождение Сына Божия есть акт, чуждый всякого количественного изменения в существе Отца. Трудно определить истинную цель такого выражения, как: «Сын рождается силою, волею, хотением Отца». Думал ли св. Иустин этим отклонить мысль, будто рождение Сына вызвано физическою необходимостью,- на этом нельзя настаивать по недостатку данных в самом тексте; но признают неоспоримым, что сам он не считает этого выражения исключающим мысль о рождении Сына из существа Отца.

Нельзя утверждать решительно, что, по мысли св. Иустина, Сын Божий рождается от Отца от вечности в самом высоком смысле этого слова. Относительно этого пункта св. Иустин выражается не совсем ясно. «У Отца всех, как нерожденного, нет собственного имени, потому что кто называется по имени, у того должен быть кто-либо старше его, который и дает ему имя… А Сын Его (нерожденного Отца), единственный называющийся Сыном в собственном смысле, Слово прежде творений, и сосуществующее и рождающееся, когда в начале Он все создал и украсил чрез Него, называется Христом, потому что Он помазан, и Бог все украсил чрез Него, а имя Иисус означает и человека, и Спасителя» (2 Апология 6). В этом месте Отец мыслится предшествующим Сыну, потому что Сын имеет имя, имеет, следовательно, и Того, который старше Его и дал Ему имя. Но, не говоря уже о том, что из этого места не видно, можно ли рассматривать как имя самое название «Сын», это вечное определение второго Лица Св. Троицы, или именами считаются только названия «Христос» и «Иисус», относящиеся ко временному моменту бытия Сына,- самое различие между «старшим», дающим имя, и получающим его Сыном может быть понимаемо настолько утонченно, что не исключает совечности Отца и Сына. Важнее другое выражение: «Сын… рождается, когда Бог в начале все создал чрез Него». Здесь рождение Сына предваряет сотворение мира, но вместе с тем находится в тесном соотношении с последним, а потому — строго говоря — не стоит выше всех временных определений. Но, по мысли св. Иустина, если только он здесь выражается точно, рождению Сына предшествует другой момент бытия Его — Его существование с Отцом. Этим бытие Сына отдаляется от временного предела и переносится в область вечного. Таким образом св. Иустин, по-видимому, различал Слово внутреннее от Слова проявленного; но едва ли есть возможность вполне разъяснить его мысль и разрешить все возбуждаемые ею вопросы.

Слово есть сила, как неоднократно называет Его св. Иустин (Разговор 128). Но из этого названия никак не следует заключать, что Сын есть только свойство или деятельность Отца: св. Иустин самым решительным образом отклоняет предположение, что Сын Божий, как сила, не имеет самостоятельного существования. «Некоторые говорят, что эта сила неотделима и неотлучна от Отца. Как солнечный свет на земле,- говорят они,- неотделим от солнца, которое на небе, так что с заходом солнца исчезает и свет: так и Отец, когда хочет, проявляет Свою силу и, когда хочет, опять возвращает ее в Самого Себя. Точно так же они учат и о сотворении ангелов. Но уже доказано, что ангелы существуют и всегда пребывают и не разрешаются в то, из чего они произошли. Так и та сила, которую пророческое слово называет и Богом, и ангелом, не по имени только принимается в счет, как солнечный свет, но и по числу есть нечто другое, — по числу, говорю, но не по направлению мысли и воли» (Разговор 56). «Сын рожден от Отца; а что рожденный отличен по числу от родившего, с этим согласится всякий» (Разговор 129). Таким образом, самостоятельное бытие Сына и Его различие от Отца выражено со всею ясностью, и термин «другое по числу» можно признать вполне соответствующим выражению «другой по ипостаси» у позднейших писателей. Но «gnwmh», слово для означения единства Отца и Сына, представляет далеко не полную аналогию со словом «существо» и по своему буквальному смыслу не ведет далее заключения о нравственном единстве Отца и Сына, хотя, конечно, не стоит ни в каком противоречии с идеей Их единосущия. Божество Сына св. Иустин доказывает рядом текстов из ветхозаветных св. книг. Никого, кроме Бога творца и Сына Его, Христа, Св. Дух не называет Богом и Господом (Разговор 68), и только Сыну Своему Бог даст славу Свою и никому другому (Разговор 65). Это — наиболее сильные выражения о божестве Сына, какие встречаются у св. Иустина. Но едва ли можно найти у него учение о совершенном равенстве Сына с Отцом в той самой постановке, в какой оно является у позднейших отцов церкви. Говоря это, мы касаемся вопроса о субординационизме, следы которого встречаются в творениях многих древнейших церковных писателей и который поэтому вызывает на некоторые предварительные замечания.

Подчинение Сына Отцу может иметь три различные формы. Сын может рассматриваться как Бог воплотившийся или, по крайней мере, как Бог являющийся. В первом случае Сын имеет двойственную природу: Он есть и бесконечный Бог и конечный человек и по этой последней стороне, естественно, ниже Отца и подчинен Ему. Во втором случае Сын есть бесконечный Бог, скрывающий Свою божественную природу под какою-либо конечною формою: являясь под образом ангела или человека, Сын говорит и действует иногда так, как говорило бы и действовало то конечное существо, образ которого Он носит; таким образом, Сын является подчиненным Отцу. В том и другом случае субординационизм имеет только случайное отношение к Сыну как второму Лицу Св. Троицы и, конечно, особого внимания не заслуживает. В обеих последних формах субординационизм стоит в действительном отношении к Богу-Сыну, но основания Его подчинения Отцу различны. В одном случае предполагается, что Сын ниже Отца по существу Своему. Сын неравен Отцу в каком-либо существенном определении Своей природы — таково обыкновенно частное проявление этой формы субординационизма; но развитый логически до последних своих выводов, он оканчивает отрицанием единосущия Отца и Сына и, следовательно, самого божества Сына. Ясно, что этот вид субординационизма прямо противоположен православному учению. Но есть третья, весьма утонченная форма подчинения Сына: предполагается, что Отец больше Сына, но лишь в том смысле, что Отец есть причина Сына. Так как этим характеризуется только Их ипостасное отношение, то последнюю форму подчинения и называют, в отличие от субординационизма по существу, субординационизмом по ипостаси. Сделать решительный отзыв об этом тонком и осторожном подчинении Сына очень затруднительно. Есть мнение, что этот субординационизм составляет неотъемлемую принадлежность православного’ никейского вероучения, и действительно понимание слов Спасителя: «Отец Мой больше Меня» (Ин. 14:29) в смысле такого подчинения имеет представителей между великими отцами церкви; однако же и те из них, которые допускали такое толкование, относились крайне осторожно к самой формуле: «Отец больше Сына». «Хочу назвать Отца большим, потому что от Него равные Ему (Сын и Св. Дух) имеют и бытие и то, что Они равны Ему, и однако боюсь, как бы не сделать начала началом меньших». В этих словах можно видеть и нормальное, наиболее утонченное выражение субординационизма по ипостаси, его высшую форму, единственную, в которой он мирится с православным сознанием, и вместе урок отношения к этому воззрению.

Из сказанного ясно, как следует относиться к следам субординационизма в сочинениях древних церковных писателей: прежде всего нужно определить, под какую форму субординационизма подходят эти сомнительные выражения, и, игнорируя как неважные те, в которых высказывается или случайное или ипостасное подчинение Сына Отцу, останавливаться лишь на тех, в которых просвечивает субординационизм по существу. В сочинениях св. Иустина отмечают довольно много мест с оттенком субординационизма. Так, божественные Лица различаются между Собою по месту и чину; Сын представляется второю по Отцу силою, называется «служителем» воли Отца и в этом смысле «подчиненным» Ему; Отец называется Господом Господа (Сына); принципом бытия Сына представляется иногда воля Отца. Но что касается первых двух мест, то сами по себе они не заключают даже и оттенка субординационизма: Отец, во всяком случае, логически предшествует Сыну. Выражение «Сын есть служитель воли Отца» может принимать различные оттенки, определяемые только субъективным взглядом писателя, но само по себе оно «указывает лишь на то, что Сын есть орган откровения Отца»,- мысль, в которой нет никакого подчинения Отцу Сына; а если Он является подчиненным Отцу как служитель, то ничто не препятствует видеть в этом выражение только случайного субординационизма. Отец есть Господь Господа, но, как разъясняет сам св. Иустин, это выражение имеет тот смысл, что Отец есть причина Сына, виновник и бытия, и божественных совершенств Его (Разговор 129); следовательно, если в этом выражении и есть какой-либо оттенок подчинения Сына, то это субординационизм по ипостаси. В словах «Сын рождается силою, волею, хотением Отца» видят «самое сильное субординацианское выражение» у св. Иустина, «решительный субординационизм»; но в сущности смысл их совершенно неизвестен: мы видим, что ими св. Иустин утверждает, но решительно не знаем, что он ими отрицает. Печальная известность, которую получили эти слова в эпоху арианских споров, всецело основана на том, что «рождение волею» ариане противопоставили «рождению из существа», между тем как св. Иустин прямо утверждает, что «Отец из Себя родил Сына»; а это выражение несравненно легче истолковать в смысле «рождения из существа», чем в смысле арианского «рождения по воле». Таким образом, ни одно из указанных выражений не дает права утверждать, что св. Иустин был сторонником субординационизма по существу.

Но есть один пункт, который не мирится с мыслью о совершенном равенстве Сына с Отцом: Сын представляется у св. Иустина не в той мере вездесущим и неограниченным по пространству, в какой Отец. Именно, относя все ветхозаветные богоявления к Сыну, св. Иустин решительно высказывается против самого предположения, что патриархам мог являться и Бог-Отец.

«Ни Авраам, ни Исаак, ни Иаков и никакой другой человек не видал Отца и неизреченного Господа всех вообще и Самого Христа в частности». Сын Божий — это Он являлся в виде огня Моисею и беседовал с ним из тернового куста (Разговор 127). «Никто, у кого есть хоть немного ума, не осмелится сказать, что творец всего и Отец, оставив все, что выше неба, явился в небольшом пространстве земли» (Разговор 60). «Не думайте, что Сам нерожденный Бог сходил откуда-нибудь. Неизреченный Отец и Господь всего никуда не приходит, не ходит, не спит и не встает… Недвижим Он, невместимый даже в целом мире… И каким образом Он мог бы говорить с кем-либо, или явиться кому-нибудь, или открыться в малейшем пространстве земли, когда народ при Синае не мог взирать даже на славу посланного Им»? (Разговор 127).

Такая аргументация невозможна при ясно сознанной мысли о совершенном равенстве Сына Божия с Отцом.

Вездеприсутствие и непространственность — определения существа Божия и потому в совершенно равной мере и в том же самом смысле принадлежат и Отцу, и единосущному с Ним Сыну, а потому ограничение этих определений в применении к Сыну, последовательно раскрытое, должно повести к опасным заключениям. Но так как ничто не доказывает, что св. Иустин сознавал возможность подобных выводов из его аргументации, то можно признать этот слабый пункт в учении св. Иустина «удивительною непоследовательностью», недосмотром с его стороны, и, не отрицая всей справедливости того строгого приговора, который делают об этом пункте по его существу, насколько о нем идет речь как о богословском воззрении, — можно только заподозрить справедливость такой оценки этого воззрения как исторического факта. В этом учении просвечивает, конечно, субординационизм существенный, последним словом которого может быть только отрицание единосущия Отца и Сына, представление о Сыне как существе низшей природы, чем Отец; но приписывать это представление св. Иустину было бы несправедливо: оно есть только вывод из его воззрения и, как вывод, не может считаться его необходимою характеристикою; логически правильный и неизбежный с точки зрения позднейшего богослова, этот вывод мог и не быть таким для отца церкви II в..

Учение св. Иустина о Св. Духе очень неполно. Оно сводится к следующим немногим пунктам:

Дух Св. есть источник вдохновения священных писателей; Он говорит в св. писании; Он — пророческий Дух.

Он имеет третье место в Св. Троице.

Он называется ангелом и силою Божиею. Нет оснований думать, что в приложении к Св. Духу эти имена имеют другой смысл, чем в приложении к Сыну Божию; а потому в них можно видеть указание на то, что Дух Св. имеет Свое самостоятельное (ипостасное) бытие, как и Отец и Сын. А высокий авторитет богодухновенных книг может служить показателем (как argumentum ad hominem) божеского достоинства Св. Духа.

Из всех христианских философов II века Иустин наиболее знаменит и значим. Такие, как он, способны всколыхнуть самые глубины нашего существа. Человек светский и образованный, он стремился к диалогу между евреями и язычниками. Вся его жизнь - долгий путь к истине. Века, прошедшие с тех пор, лишь увеличили ценность его произведений, написанных с суровой простотой и безыскусностью. Христианство для него не учение, но прежде всего Личность - Слово, воплощенное и распятое во Христе.

В судьбе этого человека, жившего восемнадцать веков назад, нам слышится отзвук наших исканий, наших противоречий, наших упований. Мы видим ею открытую душу, готовность к согласию, способность к диалогу - это обезоруживает и привлекает. Многие его произведения сейчас утеряны, но те, что дошли до нас, дают возможность проникнуть во внутренний мир христианина; они достаточное свидетельство его жизни, начиная с рождения, формирования личности и вплоть до мученической кончины.

Духовная жизнь во II веке

Во времена Иустина философы обладали правом жительства в Риме. Победоносный в военном отношении Рим зависел от культурных и религиозных движений Востока. Властители умов из Азии преподают в Риме, римляне увлечены греческой философией и религиозными мистериями. Рим поглотил империи, теперь настало время принять чужих богов в свой пантеон.

Пресытившись религией бездушной и лишенной поэзии, римляне обращаются к философам. Философия становится духовной школой мира и покоя, а философ, направляющий сознание, - духовным наставником и руководителем. Сам император Марк Аврелий драпируется в тогу стоика-моралиста.

Когда Иустин обратился ко Христу, в Церкви был полный разброд. Человек, пришедший извне, язычник из Рима или Ефеса, с большим трудом мог распознать Церковь Христа среди многочисленных сект, расплодившихся вокруг нее. Лжепроповедники множили число общин, противостоящих Церкви. Как отличить зерна от плевел? Тогдашнего язычника, как и сегодняшнего неверующего, такое обилие сект, взывающих ко Христу, не могло не застать врасплох.

Христианская среда

Внутренняя жизнь Церкви еще не сформирована. Традиция только зарождается. Иустин мог знать людей, видевших апостолов Петра и Павла. В Ефесе он, конечно, встречал и тех, кому довелось слышать Иоанна Тайновидца. Сто лет отделяет Иустина от жизни Иисуса - это примерно столько же. сколько от нас до эпохи, скажем, Виктора Гюго.

Иустин вступает в молодую христианскую Церковь с горячей и заразительной верой, которая рвется выразить себя. Мысль Иустина раскрывает его собственную историю; его обращение это и есть его главный довод, его труды отстаивают сделанный им выбор, обретенную им веру.

В эпоху Иустина к Церкви потянулся культурный слой населения: философы и знатные женщины хотят креститься и освобождают своих носильщиков и рабов. Распространение христианства вызывает насмешки языческих писателей и клеветнические толки. На это христиане отвечают всей молодой пылкостью своей веры. "Главное - жизнь, а не литература", - говорит Минуций Феликс. "Действия, а не слова", - вторит ему Иустин.

Настали благоприятные времена для распространения Евангелия. В помеху этому распускаются разные вздорные слухи, на которые так падок легковерный люд. Христиан обвиняют в поклонении ослиной голове, в оргиях и в участии в празднествах людоедов, философы и велеречивые ораторы стараются опорочить опасных соперников.

Не следует объяснять враждебность к проповеди Евангелия только чьими-то злыми кознями. Во II веке, как и во все другие периоды история религии, противодействие питается предрассудками, стереотипами мышления, невежеством и недоразумениями, - их-то христианские писатели и старались развеять, чтобы стал возможным контакт между верой и мыслью, между Церковью и миром. Человеком, стремившимся к такому диалогу, был Иустин. Одно из его главных произведений так и называется, "Диалог с Трифоном иудеем".

Действительно, мало кто был лучше подготовлен к этому, чем Иустин. Он исследовал философскую мысль, находил ей применение в жизни, он ее любил, знал все ее перепутья, он всегда искал истину, чтобы жить ею. Упорный труд, путешествия, невзгоды - все торило дорогу познания. Путь его отмечен анализом и доказательствами, которым можно доверять. Вот почему этот философ, живший в середине второго века, ближе нам, чем многие современные мыслители. "Иустин, сын Приска, внук Вакхия, уроженцев Флавия Неаполя в Сирии Палестинской" - такими словами представляет Иустин себя самого на первой странице своей "Апологии". Он родился в сердце Галилеи, в Наблусе, римском и языческом городе, построенном на месте древнего Сихема, недалеко от колодца Иаковлева, где Иисус открыл самаритянке новую веру. Наблус был по тем представлениям городом современным. Там цвели гранатовые и лимонные деревья; он зажат между гребнем горы и двумя холмами на полдороге между плодородной Галилеей и Иерусалимом.

Родители Иустина - зажиточные колонисты скорее латинского, чем греческого происхождения; отсюда, должно быть, благородство его характера, вкус к исторической точности, но отсюда же и слабость логического мышления. Иустин не обладал гибкостью греков, способностью к изощрениям диалектики. Он общался с евреями и самаритянами.

По природе благородный, преданный абсолютной истине, уже в молодости он увлекся философией в том смысле, какой придавали ей в ту эпоху: не дилетантские спекуляции, но поиски мудрости и истины, приближающие к Богу. Философия вела его шаг за шагом к порогу веры. В "Диалоге с Трифоном" Иустин обозначил длинный путь своих исканий (без этого было бы невозможно отделить "литературу" в его текстах от автобиографических описаний). В Наплузе он берет уроки сначала у стоика, затем у ученика Аристотеля, которого он в скором времени покидает, чтобы перейти к последователям Платона. Он простодушно надеется, что философия Платона позволит ему "сразу увидеть Бога".

Как-то на пустынном берегу моря, мучительно размышляя о возможности лицезреть Бога, Иустин встречает таинственного старца и тот развеивает его иллюзии и открывает ему, что человеческая душа не может достичь Бога, уповая лишь на свои собственные силы; только христианство есть истинная философия, содержащая в себе все частные истины: "Платон предрасполагает к христианству", - скажет позднее Паскаль.

Незабываемое мгновенье, веха в истории христианства (ее любит воскрешать в памяти Пеги) - встретились платоническая и христианская душа. Церковь приняла Иустина и Платона. Обратившись около 130 года, философ-христианин утверждает, что в христианстве он нашел единственную истинную философию, отвечающую на все вопросы. Он всегда ходит в мантии философа. Для него это знак величия души. Он не отвергает учения Платона и даже вводит его в Церковь. Иустин часто утверждает, что философы были христианами, сами того не зная. Сначала он оправдывает это утверждение доводом, взятым из еврейской апологетики, в соответствии с которым все мыслители почерпнули из книг Моисея лучшие свои идеи (Апол 44, 40). Слово Божие озаряет всех людей, этим объясняется то, что семена истины сокрыты в учениях всех философов. Христиане не должны им в этом завидовать, ибо они обладают Словом самого Бога.

Свидетель христианской общины

Иустин никогда не стремился к священству. Он живет в Риме как простой член христианской общины, описывает ее воскресные собрания, чин крещения и Евхаристию. Именно он дает нам первое описание литургии и свидетельствует о братских узах, воодушевлявших и объединявших членов общины.

Сначала в Ефесе, затем (около 150 г.) в Риме он создает философские христианские школы. В столице империи он жил (Иустин рассказал об этом во время допроса) близ Тимотинской бани у некоего Мартина. Здесь возникла школа, где он излагал философию Христа.

Римская школа

Рим был центром христианской жизни, все секты стремились укорениться здесь и преобладать. Тем более важно было представить в Риме ортодоксальную доктрину, защищавшую христианскую истину от ереси и язычества.

У Иустина были продолжатели. История сохранила имя Татиана, позднее впавшего в ересь. Шестеро учеников последуют за ним в его мученичестве. Его успех вызвал зависть философа-киника Крескента, и вместо честного соперничества тот прибег к подлому доносу. Преподавание христианской философии заставило власти и мыслителей считаться с христианством, школа дала христианской мысли права гражданства. Мученическая кончина Иустина доказывает, что римские власти страшились его влияния.

Иустин приложил все силы, чтобы исповедовать христианскую веру и обращать евреев и язычников ко Христу. Его борьба должна была опровергнуть ересь, начавшую распространяться с опасной силой. Пятьдесят лет спустя Ириней Лионский свидетельствует глубокое уважение учителю из Рима, своему предшественнику.

Писатель

Литературные произведения Иустина многочисленны, но большая часть его трудов сейчас утеряна. До нас дошло только три, подлинность которых бесспорна: две "Апологии" и "Диалог с Трифоном иудеем". Они позволяют представить апологетику христианства такой, какой она была в середине второго века.

Иустин не литератор. "Он пишет с суровой простотой, - отмечает Дюшен, - неправильным языком". Философ заботится только о содержании, его композиция вяловата, мысль тормозится отступлениями и повторами. Этот человек действует на нас своей прямотой, открытостью души, а не искусством диалектики и мастерством изложения. Оригинальность богословских построений Иустина не в литературной отдаленности, а в их новизне. Это свидетельство человека, обратившегося ко Христу, сделавшего окончательный выбор. За аргументами, которые он приводит,- опыт всей его жизни. Через искушения, от которых он предостерегает, Иустин прошел сам. Для тех, кому важно услышать такое свидетельство, слово Иустина всегда окажется произнесенным вовремя.

Сегодняшнего читателя могут смутить некоторые места в толковании Иустина. Для него вся Библия целиком пронизана Словом Божиим, вся - возвещает о Христе. Воплотившееся слово существовало до пророков и вдохновляло их. Иустин объединяет два Завета. Такое толкование, близкое ап. Павлу, станет традиционным для всего патриотического периода. Мы найдем его вновь у Иринея и Августина.

До нас не дошло ни одного богословского трактата, написанного Иустином, мы вынуждены ограничиться его апологетическими книгами. Мы знаем Бога вселенной только по Его Слову, которое представляется нам мостом между Отцом и миром. Посредством Слова Бог создает мир, действует в нем и управляет им, он озаряет каждого "человека благоволения". Истина, которой в разной степени обладают поэты, философы или писатели, - это луч Его светлого присутствия. Слово направляет не только историю Израиля, но и любые искренние поиски Бога.

Фреска эта, созданная Иустином, восхитительна по своему широкому и возвышенному видению истории и, несмотря на непрописанность некоторых фрагментов, свидетельствует о гениальной интуиции, которую унаследуют и разовьют св. Августин и св. Бонавентура (сравни также с более близким к нам Морисом Блонделем). Все это удивительно созвучно нашей современной проблематике.

"Никто не поверил Сократу настолько, чтобы решиться умереть за его учение. Но последователи Христа, необразованные ремесленники, презирали страх и смерть". Этими достойными словами, которые сделали бы честь Паскалю, Иустин вразумлял префекта Рима.

Христианский философ обратился со своей первой апологией к императору Марку Аврелию. Защищая оклеветанных христиан, он говорит с императором-философом не как обвиняемый, но как равный. "Апология" не расположила столь многознающего властителя к более близкому знакомству с новой сектой соединившихся в единодушном братстве рабов и патрициев. Император продолжал гневаться, не понимая. "Этот человек, - замечает отец Лагранж, - ежедневно подвергающий испытанию свою совесть и обвиняющий себя в различных мелких проступках, ни разу не спросил себя: а не действую ли я в отношении христиан как настоящий тиран?".

На Иустина донес один завистливый философ,- философом он был лишь по имени и знакам отличия. Акты процесса сохранились, подлинность их бесспорна. Философ предстал перед Рустиком, обучавшим молодого Марка Аврелия морали Эпиктета. Игра была проиграна, Иустин знал это. Он уже не рассчитывает убедить, он исповедует свою веру. "Какой науке ты себя посвятил?"

"Я изучал последовательно все науки, а кончил тем, что принял истинное учение христиан!"

Ответы чеканны, просты и благородны. Иустина приговорили к палочным ударам, а затем к смертной казни. За это он благодарит Бога. Он завершает свою жизнь, как свидетельствуют акты, славословием. В этом - его последнее прославление.

Иустин не был одинок. Его окружали ученики. Акты называют шестерых. Сам факт присутствия учеников на процессе - выражение почитания, тем более волнующего, что оно было оказано мудрецу.

Иустин оставил нам первое описание таинства Крещения, называемого также Просвещением. Он описал приготовления к нему, чин его последования и его смысл.

(Глава из книги Путь отцов. Краткое введение в патристику. М.:"Пропелайя", 1994 г. СС. 23-32)

http://www.sedmitza.ru/index.html?sid=77&did=34114&p_comment=belief&call_action=print1(sedmiza)

Юстин (Иустин ) Философ или Юстин Мученик – один из первых в истории христианских апологетов, чьи сочинения дошли до нас, и один из первых церковных богословов, использовавших для объяснения истин веры категории эллинистической философии. Он же первый назвал Сократа и стоиков «христианами до Христа».

Юстин родился, вероятно, около 100 года в городе, имевшем латинское название Флавия Неаполис . Этот город – ничто иное, как неоднократно упоминаемый в Библии Сихем, располагающийся в центральной части Палестины под названием Самария. Этот город существует и ныне и называется теперь Наблус.
«Юстин» – имя латинское, означающее «справедливый, честный, порядочный». Латинские имена носили также отец Юстина (Приск) и его дед (Вакх). Отсюда делается предположение, что семья Юстина принадлежала к числу римских колонистов, приехавших в Палестину после изгнания из нее евреев по итогам Иудейской войны 66-71 гг. Сам Юстин в «Диалоге с Трифоном» упоминает о своем языческом происхождении и называет себя «необрезанным».

В том же произведении Юстин рассказывает о своем пути к вере. В поисках смысла жизни и прочной системы нравственных ценностей он обратился к философии и перебрал несколько философских школ: стоиков, перипатетиков (последователей Аристотеля), (нео-)платоников, пифагорейцев… Однако удовлетворения так и не нашел, пока не встретился с неким пожилым человеком, видимо сирийским или палестинским христианином, который рассказал ему о Боге-Личности, сотворившем нас, дающем нам жизнь и спасшем нас через Своего Сына, Иисуса Христа. Только Сам Бог может дать человеку знание о Себе, и Он дает такое знание тем, кто взыскует Его с молитвой и любовью.
В еще одном своем произведении, Второй Апологии , Юстин рассказывает о другом мотиве, побудившем его принять христианство. В философских школах, которые он посещал, о христианах отзывались исключительно дурно, но с этими отзывами резко контрастировало то бесстрашие, с которым христиане отстаивали свои убеждения, их готовность страдать и даже идти на смерть за свою веру.

Юстин принял Крещение между 133 и 137 годом, и с тех пор сам сделался странствующим проповедником Евангелия, считая это своим религиозным долгом. Побывав в Египте и Малой Азии, он, наконец, поселяется в Риме. Случилось это в правление императора Антонина Пия (138 – 161 гг.), считавшегося, как и его преемник Марк Аврелий, добродетельным «философом на троне», но при этом весьма враждебно настроенным по отношению к христианству.

В Риме Юстин открыл философскую школу, на деле представлявшую собой катехитическую школу , в которой неофиты готовились к принятию Крещения (интересно, что сам Юстин называл христианскую религию истинной философией ). Одним из учеников этой школы был еще один известный впоследствии раннехристианский писатель-апологет – Татиан.
В какой-то момент в Риме состоялся публичный диспут между Юстином и философом-киником Кресцентом, обвинявшим христиан в атеизме. В этом диспуте Юстин одержал решительную победу, а затем предложил повторить диспут в присутствии императора.

Уже древние христианские авторы, такие как Татиан, Евсевий Кесарийский, Иероним Стридонский, считали посрамленного Кресцента виновным в смерти Юстина (возможно, был донос властям с его стороны), но Акты (мученичества) Юстина обходят эту тему молчанием.
Так или иначе, Юстин предстал перед судом префекта Рима Рустика, который расспрашивал его о вере и христианском образе жизни и убеждал вернуться к почитанию официальных римско-эллинских богов. Юстин отверг это предложение и «за отказ принести жертву богам и неповиновение приказу императора» вместе с шестью учениками своей школы был подвергнут бичеванию, а затем обезглавлен. Случилось это около 165 г., в правление императора Марка Аврелия.

Юстин Философ был весьма плодовитым христианским писателем-богословом, обличителем ересей, возникающих в христианской среде, и талантливым публицистом, защищающим юную христианскую религию и Церковь от нападок внешних противников.
Сам он упоминает недошедший до нас труд «Против всех ересей», а Ириней Лионский цитирует его сочинение «Против Маркиона». Его евангелизаторские, обращенные к язычникам произведения носят название «К эллинам» и «Обличение» (они тоже до нас не дошли). Есть у Юстина трактат о Боге («О Божественном единодержавии») и трактат о природе души («Лирник»).

Но настоящую славу в веках принесли Юстину дошедшие до нас сочинения: две «Апологии» и «Диалог с иудеем Трифоном» .
Первая Апология , главным адресатом которой является император Антонин Пий, была написана в контексте объявленного им гонения на христиан (с 145 г.), вероятно, между 149 и 155 годами. Ее целью было защитить христиан от обвинений в непочитании римско-эллинских богов, что расценивалось как атеизм и влекло за собой уголовное преследование, и других связанных с этим обвинений.
Во второй части сочинения Юстин излагает христианское вероучение, описывает церковную литургию и нравы верующих, перечисляет ветхозаветные пророчества, которые уже сбылись и еще сбудутся, и указывает на общие элементы христианской и эллинской религий, которые объясняет заимствованием языческих мудрецов из Библии.
Текст завершается прошением о прекращении гонений с приложением нескольких писем римских чиновников, свидетельствующих о политической благонадежности христиан.

Поводом к написанию Второй Апологии , обращенной к Римскому сенату (около 155 г.), стали трагические события. Некая ведущая распутную жизнь римлянка обратилась ко Христу, после чего резко изменила свой образ жизни. Но ее муж не желал ничего менять, и женщина подала на развод. Тогда по доносу мужа, воспользовавшегося своими связями, был заключен в тюрьму, а затем приговорен к смертной казни ее христианский наставник Птоломей. А когда за него заступился еще один христианин, Лукий, был приговорен к смертной казни и он.
Обращаясь к Сенату, Юстин снова излагает основные моменты христианского вероучения и просит избавить христиан от ложных обвинений. Он касается тем самоубийства, лжесвидетельства, теодицеи, эсхатологии, гонений и принятия смерти. Как и в Первой Апологии , он постоянно проводит параллели с эллинской литературой и философией.

Еще одно дошедшее до нас сочинение Юстина – «Диалог с иудеем Трифоном» , написанное, вероятно, около 160 г. Некоторые историки считают, что перед нами – описание реального диспута христианского богослова с эллинизированным иудейским раввином. Другие полагают, что Трифон – это вымышленный литературный персонаж.
В этом произведении Юстин заботливо собрал воедино и систематизировал все аргументы, накопленные Церковью в полемике с не принявшим Христа иудаизмом. Тема первой части «Диалога» – значимость Моисеева Закона, второй части – о достоинстве и природе Иисуса Христа, третьей части – о возможности спасения язычников.

Любопытно, что хотя Юстин принял мученическую кончину в Риме, его быстро возникший на христианском Востоке культ оставался долгое время неизвестным на Западе. Первое упоминание его имени в латинском Мартирологе (под датой 12 апреля) относится лишь к IX веку. А всецерковное почитание св. Юстина Мученика в католическом мире началось лишь при Папе Пие IX, когда день его памяти был установлен на 14 апреля. Но позднее, поскольку апрельские дни часто относятся к Страстной неделе или Светлой седмице, когда дни памяти святых опускаются, день поминовения св. Юстина был передвинут на 1 июня, в соответствии с календарем Православной (Восточной) Церкви.

Мощи св. Юстина Папа Урбан VIII (1623 – 1644 гг.) подарил монастырю Санта-Мария-делла-Кончиционе, однако их подлинное происхождение неизвестно. В 1992 г. эти мощи были перенесены в церковь Св. Юстина в римском квартале Алессандрино.