Союз - клуб поэзии

Русский поэт. Тонкий лирик, певец крестьянской Руси. Входил в кружок имажинистов (1919...1923). Автор циклов "Кобыльи корабли" (1920), "Москва кабацкая" (1924), "Черный человек" (1925), "Анна Снегина" (1925), драматической поэмы "Пугачев" (1921).

Сергей Есенин родился в крестьянской семье в 1895 году. С 1904 по 1912 год учился в Константиновском земском училище и в Спас-Клепиковской школе. За это время им было написано более 30 стихотворений, составлен рукописный сборник "Больные думы" (1912), который он пытался опубликовать в Рязани. С 1912 года Есенин с отцом жили в Москве и работали в магазине Крылова. В марте 1913 года Сергей устроился в типографию Товарищества И. Сытина подчитчиком, то есть помощником корректора. Корректор Анна Изряднова вскоре стала его женой.


Она вспоминала о нем так: "Только что приехал из деревни, но на деревенского парня не был похож - на нем был коричневый костюм, высокий крахмальный воротник и зеленый галстук. С золотыми кудрями он был кукольно красив... Настроение было у него упадочное - он поэт, никто не хочет его понять, редакции не принимают в печать, отец журит... Все жалованье тратил на книги, журналы, нисколько не думал, как жить..." Брак с Анной с первых дней семейной жизни показался Есенину ошибкой. Больше всего его заботил успех поэтический. В 1914 году, наконец, его стихи напечатали в газете "Новь", в журналах "Заря", "Парус" и др., но это были не лучшие его стихи. В 1915 году, несмотря на рождение сына, Есенин оставил Анну с маленьким ребенком, решив попытать счастья в журналах северной столицы.


Он приехал в Петроград за славой и сразу же отправился искать Блока. Александр Блок назвал его "талантливым крестьянским поэтом-самородком", а его стихи - "свежими, чистыми, голосистыми", чем во многом определил успех Есенина в северной столице. Сергей предстал перед петербургской творческой интеллигенцией в образе наивного и простодушного деревенского паренька. Хотя с самого начала ни наивности, ни простодушия в нем не было, как считал его близкий друг Анатолий Мариенгоф. Он вспоминал, как Есенин объяснял ему свой успех в Петрограде: "с бухты-барахты не след идти в русскую литературу. Искусную надо вести игру и тончайшую политику.


Не вредно прикинуться дурачком. Шибко у нас дурачка любят... Каждому надо доставить удовольствие... Пусть, думаю, каждый считает: я его в русскую литературу ввел. Им приятно, а мне наплевать". Верная тактика сработала: в несколько недель Есенин завоевал славу в самых влиятельных и изысканных петроградских литературных кругах, он стал модным поэтом, любимцем журналов и гостиных. М. Горький вспоминал: "Я видел Есенина в самом начале его знакомства с городом: маленького роста, изящно сложенный, со светлыми кудрями, одетый как Ваня из "Жизни за царя", голубоглазый и чистенький, как Лоэнгрин, - вот он какой был. Город встретил его с тем восхищением, как обжора встречает землянику в январе. Его стихи начали хвалить чрезмерно и неискренне, как умеют хвалить лицемеры и завистники".


Очевидно, во время завоевания Есениным модных литературных салонов и появилась в его жизни Зинаида Райх.

Эта живая бойкая девушка работала в лево-эсеровской редакции. Вместе с вологодским поэтом Алексеем Ганиным они отправились в путешествие на Север - на Соловки и дальше в Мурманск. Под Вологдой Есенин и Зинаида Рейх обвенчались в церкви Кирика и Иулиты. Сергей не жил с ней постоянно, хотя она и родила от него двоих детей - Татьяну (1918) и Константина (1920).


В 1918 году Есенин опять вернулся в Москву и после непродолжительной дружбы с поэтами Пролеткульта примкнул к имажинистам. Вместе с Мариенгофом они приобрели книжную лавочку на Большой Никитской, а затем "Стойло Пегаса" на Тверской. Мариенгоф в "Романе без вранья" упомянул Зинаиду Райх:

"Из Орла приехала жена Есенина - Зинаида Николаевна Райх. Привезла она с собой дочку: надо же было показать ее отцу. Танюшке тогда года еще не минуло.


А из Пензы заявился наш закадычный друг Михаил Молабух... А вдобавок - Танюшка, как в старых писали книжках, "живая была живулечка, не сходила с живого стулечка"; с няниных колен - к Зинаиде Николаевне, от нее - к Молабуху, от того - ко мне. Только отцовского "живого стулечка" ни в какую она не признавала. И на хитрость пускались, и на лесть, и на подкуп, и на строгость - все попусту".


А потом, как рассказывал Мариенгоф, Есенин попросил друга помочь ему отправить Зинаиду обратно в Орел. "... Не могу я с Зинаидой жить... Говорил ей - понимать не хочет... Не уйдет, и все... ни за что не уйдет... Вбила себе в голову: "Любишь ты меня, Сергун, это знаю и другого знать не хочу..." Скажи ты ей, Толя, что есть у меня другая женщина". Толя сказал, как велел Есенин, и Зинаида Райх с дочерью уехала в Орел.


И еще рассказывал Мариенгоф о том, как "познакомился" Есенин с сыном, которого родила ему Зинаида Райх.

"Забыл рассказать.

Случайно на платформе ростовского вокзала я столкнулся с Зинаидой Николаевной Райх. Она ехала в Кисловодск.

Зимой Зинаида Николаевна родила мальчика. У Есенина спросила по телефону: "Как назвать?"

Есенин думал-думал, выбирая не литературное имя, и сказал: "Константином".

После крещения спохватился: "Черт побери, а ведь Бальмонта Константном зовут".

Смотреть сына не поехал.

Заметив на ростовской платформе меня, разговаривающим с Райх, Есенин описал полукруг на каблуках и, вскочив на рельсу, пошел в обратную сторону...

Зинаида Николаевна попросила: "Скажите Сереже, что я еду с Костей. Он его не видал. Пусть зайдет взглянет. Если не хочет со мной встречаться, могу выйти из купе".

Есенин все-таки зашел в купе глянуть на сына. Посмотрев на мальчика, сказал, что тот черненький, а Есенины черные не бывают".

Позднее кто-то вспоминал еще, что З. Райх, уже живя с Мейерхольдом, требовала у Есенина деньги на обучение их дочери. О детях Есенина и Райх, стоявших у его гроба, вспомнила Галина Серебрякова:

"Нехорошо было придумано, что его дети, сын и дочь, поочередно читали над гробом стихи отца. Очевидно, из доброго чувства Мейерхольд, их отчим, придумал этот спектакль, но вышло наигранно, тягостно.


И еще как-то Мариенгоф обмолвился, что больше всех своих женщин Есенин ненавидел Зинаиду Райх. А значит, считал он, Сергей больше всех остальных ее - единственную - любил по-настоящему. А ненависть из любви возникла потому, что перед тем, как выйти за Есенина, она сказала ему, что он у нее - первый мужчина, а это оказалось неправдой. И вот этого Есенин - мужик по крови - никогда ей не простил. Всякий раз, когда он вспоминал Зинаиду, судорога сводила лицо, глаза багровели, руки сжимались в кулаки: "Зачем соврала, гадина!" И у нее другой любви не было. Возможно, это и правда. После окончательного разрыва с Зинаидой Райх Есенин с легкостью относился к случайным встречам, с удовольствием пил и скандалил в кабаках... Он был бездомен и бесприютен, когда в его жизнь ворвалась Айседора Дункан, известная американская танцовщица, приехавшая в красную Россию, чтобы открыть студию танца для русских девочек.

Есть несколько версий их первой встречи. Но все сходятся в одном: Айседора и Сергей сразу понравились друг другу. Мариенгоф утверждал, что Дункан увидела Есенина на пирушке в студии Якулова. На ней был красный хитон, льющийся мягкими складками. Волосы были красные с отблеском меди, и несмотря на большое тело, она ступала легко и мягко.

"Не гляди на ее запястья
И с плечей ее льющийся шелк.
Я искал в этой женщине счастье,
А нечаянно гибель нашел".

Она увидела Есенина и улыбнулась ему. Потом Дункан прилегла на диван, а Сергей Есенин пристроился у ее ног. Айседора окунула руку в его кудри и поцеловала в губы.


"Мальчишкой, целуя коров в морду, я просто дрожал от нежности... И сейчас, когда женщина мне нравится, мне кажется, что у нее коровьи глаза. Такие большие, бездумные, печальные. Вот как у Айседоры", - говорил Есенин. Она была талантлива, щедра и непосредственна как ребенок, внутренне раскрепощена. Ее покорили трепетная нежность, детскость, незащищенность души поэта. Есенин напоминал ей давно погибшего сына, и она давала ему не только женскую, но и материнскую любовь. Она была на 18 лет старше его. Он говорил только по-русски, а она - по-английски, французски и немецки. Но они понимали друг друга.

Через некоторое время советское правительство перестало субсидировать школу Дункан, и она решила поехать в Европу, чтобы найти деньги. Желая ускорить оформление визы для Есенина, они решили официально зарегистрировать свой брак. Есенин и Европа друг другу не понравились.

Поэт писал Мариенгофу: "В Берлине я наделал, конечно, много скандала и переполоха. Мой цилиндр и сшитое берлинским портным манто привели всех в бешенство. Все думают, что я приехал на деньги большевиков, как чекист или как агитатор... Во-первых, Боже мой, такая гадость, однообразие, такая духовная нищета, что блевать хочется. Сердце бьется, бьется самой отчаяннейшей ненавистью..." О Есенине и Дункан сохранилось много свидетельств современников. Эта пара поражала, вызывала любопытство, интерес, породила много сплетен и толков. Наталья Крандиевская-Толстая вспоминала, как увидела их в Берлине: "На Есенине был смокинг, на затылке - цилиндр, в петлице - хризантема... Большая и великолепная Айседора Дункан, с театральным гримом на лице, шла рядом, волоча по асфальту парчовый подол..." Потом Крандиевская-Толстая пригласила Дункан и Есенина на завтрак с Горьким. "Есенин читал хорошо... Горькому стихи понравились, я это видела. Они разговорились... Айседора пожелала танцевать. Она сбросила добрую половину шарфов своих, оставила два на груди, один на животе... Есенин опустил голову, словно был в чем-то виноват..."


Эту же встречу описал Максим Горький: "От кудрявого, игрушечного мальчика остались только очень ясные глаза, да и они как-будто выгорели на каком-то слишком ярком солнце. Беспокойный взгляд их скользил по лицам людей изменчиво, то вызывающе и пренебрежительно, то вдруг неуверенно, смущенно и недоверчиво... Пожилая, отяжелевшая, с красным, некрасивым лицом, окутанная платьем кирпичного цвета, она кружилась, извивалась в тесной комнате, прижимая к груди букет измятых, увядших цветов..

Эта знаменитая женщина, прославленная тысячами эстетов Европы, тонких ценителей пластики, рядом с маленьким, как подросток, изумительным рязанским поэтом, являлась изумительнейшим олицетворением всего, что ему было не нужно".

Потом они уехали в Америку, где оказались в центре внимания прессы. У Айседоры был контракт - танцевать в ряде восточных и центральных штатов. После выступления она выводила на сцену Есенина, представляя его публике как "второго Пушкина". На вечере у поэта Мани-Лейба Есенин читал главы из книги "Страна негодяев". Вечер закончился скандалом. Выступления Айседоры Дункан в США стали невозможны. "В страшной моде здесь господин доллар. Пусть мы нищие, пусть у нас голод, холод, зато у нас есть душа, которую здесь сдали за ненадобностью в аренду под смердяковщину", - делился своими впечатлениями о загранице Есенин.


Сергей и Айседора возвратились в Россию в августе 1923 года. Приехав в Москву, они нашли школу в жалком состоянии. К счастью, у Айседоры были чеки "Америкен экспресс" примерно на 70 000 франков. Подруга танцовщицы Мэри Дести писала в своей книге "Нерассказанная история": "Айседора потратила все, что у нее было, на школу. Это привело Сергея в ярость - он хотел владеть всем и раздавать все друзьям. Десятки своих костюмов он щедро раздаривал направо и налево, так же как обувь, рубашки и т.п., не говоря уж о туалетах Айседоры, о которых она постоянно спохватывалась в Париже и считала, что их крали горничные.

Они с Сергеем пробыли в Москве лишь несколько дней, когда он исчез на несколько недель. Айседора была встревожена и думала, что с ним что-то случилось. Без конца до слуха ее доходили сплетни, будто по ночам его видели в ресторанах, обычно с женщиной. Так продолжалось несколько месяцев. Он возвращался только для того, чтобы выманить у него деньги, с которыми можно было устраивать дебоши.


Какое это грустное, неблагодарное дело для женщины с тонкой душой стараться спасти разнузданного пьяницу! Но Айседора никогда не чувствовала по отношению к нему ни малейшего гнева. Когда он возвращался, ему достаточно было броситься к ее ногам, как перед Мадонной, и она прижимала его златокудрую голову к груди и успокаивала его". Наконец Сергей и Айседора расстались.

После Айседоры Дункан еще две женщины беззаветно пытались спасти погибающего поэта. Одна его любила, другая была его женой. Вернувшись из-за границы, Есенин со своими сестрами поселился у Галины Бениславской, которая стала для Есенина близким человеком, другом и помощником. "С невиданной самоотверженностью, с редким самопожертвованием посвятила она себя ему... Без устали, без ропота, забыв о себе, словно выполняя долг, несла она тяжкую ношу забот о Есенине". В 1924 - 1925 годах Бениславская во время отъездов Есенина из Москвы вела все его литературные дела. "Всегда Ваша и всегда люблю Вас", - заканчивала она все письма к Есенину. Но он, обременяя ее бесконечными поручениями, заверял лишь в нежной дружбе, которая была "гораздо больше и лучше, чем чувствую к женщинам. Вы мне в жизни без этого настолько близки, что и выразить нельзя".


В то время женой Есенина была Софья Толстая, внучка Льва Толстого, чем он очень гордился. Любовь ее к Есенину была нелегкой. Софья Толстая была истинной внучкой своего деда. Даже обликом напоминала его: вся в деда грубоватым "мужицким лицом, эта женщина редкого ума и широкого сердца внесла в тревожную кочевую жизнь Сергея Есенина свет и успокоение. Но, видимо, было уже поздно. В конце декабря Есенин сбежал из Москвы в Ленинград, не сказав ни слова ни жене, ни друзьям. О том, что пережила Софья Толстая, живя с Есениным в его черные страшные последние годы, писала своей приятельнице мать Софьи Толстой, Ольга Константиновна Толстая:

"... Нет слов, чтоб описать тебе, что я пережила за эти дни за несчастную Соню. Вся эта осень, со времени возвращения их из Баку, это был сплошной кошмар. И как Соня могла это выносить, как она могла продолжать его любить - это просто непонятно и, вероятно, объясняется лишь тайной любви. А любила она его, по-видимому, безмерно... Его поступки... безумную, оскорбительную ревность - она все объясняла болезнью и переносила безропотно, молчаливо, никогда никому не жалуясь... В конце ноября или начале декабря он сам решил начать лечиться и поместился в клинику, но скоро заскучал... Явился домой 21-го декабря уже совершенно пьяный с бутылкой в руках... 23-го вечером мне звонит Соня и говорит: "Он уехал..." И в первый раз в голосе Сони я почувствовала усталость, досаду, оскорбление. Тогда я решилась сказать: "Надеюсь, что он больше не вернется".

Дня через два Ольга Константиновна Толстая, мать Сони, пришла к ней. "Соню я застала страшно мрачной, совершенно безжизненной: она днями лежала на диване, не говоря ни слова, не ела, не пила..."

"Кто я? Что я? Только лишь мечтатель,
Синь очей утративший во мгле,
И тебя любил я только кстати,
Заодно с другими на земле",

Написал в эти дни Есенин, прощаясь с Соней и прося у нее прощения.

И в последний день жизни, 27 декабря 1925 года, Сергей передал другу, поэту В. Эрлиху, стихи и попросил прочесть их дома, оставшись наедине. Но Эрлих забыл о стихах Есенина. Утром узнал о убийстве поэта, достал листок и прочитал:

"До свиданья, друг мой, до свиданья.
Милый мой, ты у меня в груди.
Предназначенное расставанье
Обещает встречу впереди.
До свиданья, друг мой, без руки и слова,
Не грусти и не печаль бровей, -
В этой жизни умирать не ново,
Но и жить, конечно, не новей".

Когда Софье Толстой сообщили о смерти Есенина, она страшно закричала, не хотела верить, была как безумная.

На Ваганьковском кладбище у могилы Сергея Есенина собрались его жены и возлюбленные: Анна Изряднова, Зинаида Райх, Галина Бениславская, Софья Толстая... Айседора Дункан прислала телеграмму. "...Его дерзкий дух стремился к недостижимому... Я оплакиваю его смерть с болью и отчаянием".

Через год Галина Бениславская застрелилась на могиле Сергея Есенина. В 1927 году в Ницце погибла Айседора Дункан.

Софья Толстая сохранила ему верность и старательно берегла все, что было связано с жизнью поэта, разбирала его архив, готовила к изданию его сочинения. Рядом с обручальным кольцом она всю жизнь носила медное кольцо, которое поэт шутя ей подарил. Оно было очень широкое, и она его сдавила, чтобы можно было носить.


Муромов И.А. "100 великих любовников".

Поделитесь с друзьями:

Экспресс-газета выдала очередную скандальную статью. Скандал-скандалом, но некоторые факты действительно имеют место.

Так, для....общего развития скачала эту статью.

Топ-10 кумиров российских геев

Антон БОГОСЛАВСКИЙ

Геи любят составлять различные хит-парады самых сексуальных и желанных мужчин (да и, чего там стесняться, женщин тоже) и каждый год выбирать себе новую икону. В разные годы отечественные гомосексуалисты называли своими иконами ЛОЛИТУ, Аллу ПУГАЧЕВУ, Филиппа КИРКОРОВА, Диму БИЛАНА, Сергея ЛАЗАРЕВА, Жанну ФРИСКЕ и даже скандальную Жанну АГУЗАРОВУ. В этом году популярный российский секс-меньшинств снова обнародовал свой список признанных геев.

10-е место: Михаил Кузьмин

Выдающийся поэт, переводчик и композитор Михаил Алексеевич Кузмин (1872-1936) еще в 13 лет понял, что он является «необычным» юношей. Сексуальные отношения связывали Кузмина со многими писателями и художниками серебряного века. Первым из них является художник Константин Сомов , которому Михаил Кузьмин посвятил свое произведение - «Приключения Эме Лефеба». Потом у Кузмина был роман с художником Сергеем Судейкиным, но настоящее счастье он обрел с беллетристом Юрием Ивановичем Юркуном .

8-е место: Роман Виктюк

Театральный режиссер Роман Виктюк всю свою жизнь и работу посвятил исключительно любви, в том числе и гомосексуальной. В настоящее время его считают главным гей-режиссером отечественной театральной сцены.

6-е место: Алексей Апухтин

Российский поэт, «феноменальный юноша» он был верным другом и преданным любовником Петра Ильича Чайковского . Именно на стихи Апухтина Чайковский создал романсы, ставшие в конце XIX века хитами своего времени: «Ни отзыва, ни слова, ни привета...», «Забыть так скоро...» и другие.

5-е место: Николай Гоголь

Классик русской литературы Николай Васильевич Гоголь никогда особо не афишировал свою склонность к гомосексуализму. «Ночи на вилле» - это малоизвестная автобиографическая новелла писателя, в которой он описывает свою любовь к скончавшемуся у него на руках графу Иосифу Михайловичу Виельгорскому . Другой любовью Гоголя был художник Александр Андреевич Иванов , известный по картине «Явление Христа народу».

4-е место: Сергей Есенин

Пшеничные кудри и голубые глаза поэта всегда пробуждали вожделение отечественных геев. Некоторые «голубые» поклонники его таланта даже утверждают: несмотря на то, что у поэта были три удивительные по красоте и уму жены, его самые лучшие стихи посвящены мужчинам. И припоминают, что по одной из легенд, первой любовью Есенина был крестьянский поэт-гомосексуалист Николай Клюев , с которым Сергей Александрович якобы прожил полтора года. Говорят, что очевидцы часто видели эту парочку гуляющими и держащимися за руки . А следующими мужчинами Есенина якобы были поэт Мариенгоф и литературный секретарь Эрлих . Версия сомнительная, и по поводу Есенина, мы, пожалуй, с представителями секс-меньшинств не согласимся. Уж мы-то помним, какая бешеная страсть захватила поэта и Айседору Дункан , а так же кому он посвятил незабвенные строки «Шаганэ ты моя, Шаганэ»…

2-е место: Рудольф Нуреев

Второе место в гей-хит-параде принадлежит танцору балета Рудольфу Нурееву. Он, как впрочем и многие другие танцовщики, никогда не был замечен в связях с женщинами. Зато в личной жизни у него было много партнеров-мужчин: Эрик Брун, Уоллес Поттс, Роберт Трэси и другие.

1-е место: Борис Моисеев

Хотя Борис в последнее время активно открещивается от своей ориентации и даже завел себе невесту (на которой он, впрочем, не торопится жениться), отечественные геи по-прежнему почитают его за своего. Он стал первым в России певцом, совершившим «каминг-аут», то есть открыто признался на всю страну, что принадлежит к секс-меньшинству. И даже нынешний «кам-бэк» Бориса и его грядущая свадьба все равно не заставили отечественных гомосексуалистов поверить в то, что певец изменил своим принципам.


«В обстановке литературной богемы, среди кутежей и разгула, Есенин заболевает белой горячкой… В дальнейшем процесс деклассирования Е. в городе отразился в его «кабацьких» стихах, где поэт дает образ хулигана, «жарящего спирт» с бандитами и воспевающего в стихах проституток». МСЭ, 1929

ЕСЕНИН СЕРГЕЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ (1895, Рязанская губ. - 1925, Ленинград), поэт. Покончил жизнь самоубийством. Запрещен, популярен в лагерях. В 60-е годы популярность Есенина возродилась и достигла популярности Хемингуэя.

* * *
Есенин был женат 5 раз: Елена Изряднова (неофициально, - сын Юра), Зинаида Райх (дети Костя и Нина), Айседора Дункан, Галина Бениславская (застрелилась на его могиле) и внучка Л.Н. Толстого - Софья Толстая.
Николай Клюев был открытым гомосеком, а Есенин был его учеником и миньоном. Сохранились любовные письма и поэмы между Есениным и Клюевым. У Есенина были гомосексуальные связи с Городецким, Рюриком Ивневым, Леонидом Каннегиссером (убийцей Урицкого)
Ближайший друг Есенина Мариенгоф пишет, что внешней причиной самоубийства Есенина была белая горячка. До этого Есенин еще несколько раз пытался покончить самоубийством: ложился под колеса дачного поезда, пытался выброситься из окна пятиэтажного дома, пытался перерезать себе вену осколком стекла, заколоть себя кухонным ножом.
Г. Климов

Вспоминается разговор с проституткой в “Стойле”:
- Вам какие поэты больше нравятся?
- Пушкин нравятся...
Подумав:
- Сергей Александрович тоже хорошо пишут, только очень уж неприлично.
Э. Кроткий

Не так отрицательно, как равнодушно относился А.Т. (Твардовский) к Есенину, что меня удивило: я думал, что Есенин с его песенным лирическим ладом (уж не Маяковский во всяком случае) А.Т. близок. Но «он не знал деревни, это поэт городской, романсово-мещанский, эклуатирующий деревенский материал» - так приблизительно он говорил еще при первом «заходе» в редакцию «Нового мира».
А. Кондратович, «Новомирский дневник»

В. Ходасевич вспоминал, как Есенин предлагал приглянувшейся ему поэтессе:
- А не хотите ли поглядеть, как расстреливают? Я это вам через Блюмкина в одну минуту устрою.

* * *
Офицерика
Да голубчика
Прикокошили
Вчера в Губчека.
С. Есенин

"Я советский наглый "рыжий"
С красной пробкой в голове.
Пил в Берлине, пил в Париже,
А теперь блюю в Москве.
Саша Черный

21 марта 1940. - Я только что его перечла. Очень плохо, очень однообразно, и напомнило мне нэповскую квартиру: еще висят иконы, но уже тесно, и кто-то пьет и изливает свои чувства в присутствии посторонних. Да вы правы: все время - пьяная последняя правда, все переливается через край, хотя и переливаться-то, собственно, нечему. Тема одна-единственная - вот и у Браунинга была одна тема, но он ею виртуозно владел, а тут - какая же виртуозность? Впрочем, когда я читаю другие стихи, я думаю, что я к Есенину несправедлива. У них, бедных, и одной темы нет.
__________________
8 мая 1954. Ни я ни вы - мы его не любим, - сказала Анна Андреевна. - Вы давно не перечитывали? Я перечла. Не люблю по-прежнему. Но понимаю, что это сильно действующая теноровая партия. Известному кругу людей он заменил Надсона.
Я сказала, что мне нравились есенинские стихи сорок минут в жизни: когда на одном ленинградском вечере он сам читал их. А потом опять - нет.
- А как вы думаете, - спросила я, - если бы он не погиб, быть может, и выработался бы из него настоящий поэт? Ведь было же в нем что-то? перестал бы перепевать Блока - перекладывая блоковский оркестр на одну струну - съехал бы со своей единственной темы...
- Не знаю. Не думаю, - ответила Анна Андреевна. - Слишком уж он был занят собой. Одним собой. Даже женщины его не интересовали нисколько. Его занимало одно - как ему лучше носить чуб: на правую сторону или на левую сторону?
_______________
31 октября 1959. Блок - величайший поэт ХХ века, пророк Исайя - и Есенин. Рядом! Есенин совсем маленький поэтик и ужасен тем, что подражал Блоку.
Л. Чуковская. Записки об Ахматовой

У этой смерти нет тайны. Она пуста. Умер от чего? Ни от чего: от ничего. Смерть Есенина равна жесто петли на шее. Есенин весь как на ладошке, и жизнь, и смерть. И лицо, и стихи. (...) Пустота иногда полна звуками. Вот Есенин.
М. Цветаева

Вот Есенин повесился и тем спас многих поэтов: стали бояться их трогать.
М. Пришвин

А не убрали бы Мандельштама, Бабеля и др., жили бы и жили. Еще бы 50-летие советской власти отпраздновали, звеня медалями лауреатов и поднимая заздравные чаши. Как Эренбург. (А Есенин не вынес. Он не мог внутрь кагала попасть. Не мог там жить, хотя в известный момент и скребся. Чужак. Не вынес. Повесился.)
Д. Галковский

Есть источники, утверждающие, что на самом деле свою последнюю ночь он провел с мужчиной и, что его стихотворение “До свиданья, друг мой, до свиданья...” было адресовано им своему другу поэту Мариенгофу.
Г. Климов

По одной из версий, Есенин был убит Блюмкиным на конспиративной квартире ЧК случайно при допросе. Троцкий посоветовал своему адъютанту Блюмкину инсценировать самоубийство Есенина. Труп подбросили в гостиницу “Англетер” в которой Есенин не проживал и до убийства никто Есенина там не видал. Возможно, что предсмертные стихи написал сам Блюмкин, который входил в богему и пописывал стишки. Свидетелями по этому делу в Ленинграде были сексоты из ЧК. Друзья Есенина остались в Москве. Даже дружок Блюмкина Радек помог своим заявлением: “Есенин умер, ибо ему не для чего было жить”.

Русский поэт Николай Алексеевич Клюев (1884-1937) родился в семье старообрядцев Олонецкой губернии. После окончания двухклассного училища (1897) начались странствия поэта по старообрядческим скитам и монастырям. Как свидетельствуют современники, он побывал в Иране, Китае и Индии. Клюев приобщается к огромному кладезю знаний, в том числе магических, ему приписывали гипнотическую силу. Поэт был универсальной личностью: умел играть на нескольких музыкальных инструментах, прекрасно пел, обладал недюжинными актерскими способностями.

Первые публикации Клюева в петербургской печати относятся к 1900-м годам. В это время Клюев примыкает к рабочему движению, участвует в политических волнениях 1905-1907 годов. Слава поэта приходит к нему в начале 10-х годов, он издает несколько поэтических сборников. В это время близким другом поэта был Александр Блок, но с появлением в Петербурге юного Сергея Есенина внимание олонецкого богатыря полностью переключается на юношу с соломенными волосами. Два года с 1915 по 1917 Есенин и Клюев жили вместе и были практически неразлучны. Любовь двух поэтов была настолько сильна, что вечный странник Клюев, калика перехожий, обзаводится постоянной квартирой в Петербурге, используя свои связи, спасает Есенина от мобилизации в действующую армию.

Последние годы жизни Клюева были связаны с семнадцатилетним художником-графиком А.Н. Яр-Кравченко, которому посвящено множество стихотворений поэта. И хотя собственно гомосексуальная тема была обойдена им стороной, в его стихах Есенину и Кравченко мы находим множество замечательных образов, откровенных признаний в любви и дружбе.

Поэзия Клюева пресыщена сложными метафорическими образами, бытовыми деталями, этнографической лексикой.

В 1934 году Клюев был арестован по доносу, обвинялся, как обычно, в измене родине, фактически - за гомосексуализм ("приставал" к поэту П. Васильеву, что не понравилось одному партийному функционеру, его родственнику). Расстрелян в 1937 году.

Стихи Есенину

Оттого в глазах моих просинь,
Что я сын Великих озер.
Точит сизую киноварь осень
На родной, беломорский простор.

На закате плещут тюлени,
Загляделся в озеро чум...
Златороги мои олени -
Табуны напевов и дум.

Потянуло душу, как гуся,
В голубой, полуденный край;
Тем Микола и Светлый Исусе
Уготовят пшеничный рай!

Прихожу. Вижу избы - горы,
На водах - стальные киты...
Я запел про синие боры,
Про Сосновый Звон и скиты.

Мне ученые люди сказали:
"К. чему святые слова?
Укоротьте поддевку до талии
И обузьте у ней рукава!"

Я заплакал Братскими Песнями,
Порешили: "В рифме не смел!"
Зажурчал я ручьями полосными
И Лесные Были пропел.

В поучение дали мне Игоря
Северянина пудреный том.
Сердце поняло: заживо выгорят
Те, кто смерти задет крылом.

Лихолетья часы железные
Возвестили войны пожар,
И Мирские Думы болезные
Я принес отчизне как дар.

Рассказал, как еловые куколи
Осеняют солдатскую мать,
И бумажные дятлы загукали:
"Не поэт он, а буквенный тать!

Русь Христа променяла на Платовых.
Рай мужицкий - ребяческий бред..."
Но с рязанских полей Коловратовых
Вдруг забрезжил конопляный свет.

Ждали хама, глупца непотребного,
В спинжаке, с кулаками в арбуз,-
Даль повыслала отрока вербного,
С голоском слаще девичьих бус.

Он поведал про сумерки карие,
Про стога, про отжиночный сноп:
Зашипели газеты: "Татария!
И Есенин - поэт-юдофоб!"

О бездушное книжное мелево,
Ворон ты, я же тундровый гусь!
Осеняет Словесное дерево
Избяную, дремучую Русь!

Певчим цветом алмазно заиндевел
Надо мной древословный навес,
И страна моя, Белая Индия,
Преисполнена тайн и чудес!

Жизнь-праматерь заутрени росные
Служит птицам и правды сынам;
Книги-трупы, сердца папиросные -
Ненавистный Творцу фимиам!

Изба - святилище земли,
С запечной тайною и раем;
По духу росной конопли
Мы сокровенное узнаем.

На грядке веников ряды -
Душа берез зеленоустых...
От звезд до луковой гряды -
Всё в вещем шепоте и хрустах.

Земля, как старище-рыбак,
Сплетает облачные сети,
Чтоб уловить загробный мрак
Глухонемых тысячелетий.

Провижу я: как в верше сом,
Заплещет мгла в мужицкой длани.
Золотобревный Отчий дом
Засолнцевеет на поляне.
Пшеничный колос-исполин
Двор осенит целящей тенью...
Не ты ль, мой брат, жених и сын,
Укажешь путь к преображенью?

В твоих глазах дымок от хат,
Глубинный сон речного ила,
Рязанский, маковый закат -
Твои певучие чернила.

Изба - питательница слов
Тебя взрастила не напрасно:
Для русских сел и городов
Ты станешь Радуницей красной.

Так не забудь запечный рай,
Где хорошо любить и плакать!
Тебе на путь, на вечный май,
Сплетаю стих - матерый лапоть.

1916 или 1917

В степи чумацкая зола -
Твой стих, гордынею остужен.
Из мыловарного котла
Тебе не выловить жемчужин.

И груз "Кобыльих кораблей" -
Обломки рифм, хромые стопы,-
Нс с Коловратовых полей
В твоем венке гелиотропы.

Их поливал Мариенгоф
Кофейной гущей с никотином...
От оклеветанных голгоф
Тропа к иудиным осинам.

Скорбит рязанская земля,
Седея просом и гречихой,
Что, соловьиный сад трепля,
Парит есенинское лихо.

Оно как стая воронят,
С нечистым граем, с жадным зобом,
И опадает песни сад
Над материнским строгим гробом.

В гробу пречистые персты,
Лапотцы с посохом железным,
Имажинистские цветы
Претят очам многоболезным.

Словесный брат, внемли, внемли
Стихам - берестяным оленям:
Олонецкие журавли
Христосуются с Голубенем.

Трерядница и Песнослов -
Садко с зеленой водяницей.
Не счесть певучих жемчугов
На нашем детище - странице.

Супруги мы... В живых веках
Заколосится наше семя,
И вспомнит нас младое племя
На песнотворческих пирах.


«Сергей Александрович Есенин родился 3 октября 1895 года в обыкновенной (вариант - простой; вариант - традиционной) крестьянской семье…» Так начинается большинство хрестоматийных биографий «вышедшего из народа поэта» Сергея Есенина. Предполагается, будто читатель знает, что такое обыкновенная (вариант - традиционная; вариант - простая) русская крестьянская семья конца XIX - начала XX века.

И ведь действительно знает... Знание это сакрально и не поддержано (обычно) фактами. Что такое простая русская крестьянская семья, не было известно даже самым образованным современникам Есенина, и именно на этом прочном фундаменте незнания строилась и до сих пор строится его поразительная биография.

Налицо обилие невнятных и невразумительных авторов, неспособных к литературе и изживающих свои комплексы в поэтической форме, собой восхищающихся и себя издающих. От многих из них остаётся ощущение психически нездоровых людей. Впрочем, такое же ощущение оставалось и от многочисленных литературных кружков начала века. Ведь трудно определить поведение литературное и бытовое Маяковского, Мариенгофа, Есенина, Хлебникова и многих других поэтов этого периода как нормальное.

Начнём с того, что отец Есенина, Александр Никитич, был по происхождению действительно крестьянином, но на земле никогда не работал, а работал приказчиком мясной лавки купца Крылова. Он постоянно жил в Москве и дома, в деревне, бывал крайне редко, по большим праздникам. Мать Сергея, Татьяна Фёдоровна (в девичестве Титова), первые три года после рождения первенца жила в деревенском доме мужа. Но потом, не поладив со свекровью, сбежала с сыном к своим родителям. Суровый патриарх семьи Титовых, Фёдор Андреевич Титов, оставил внука у себя, а «беспутную дочь» отправил на заработки в Рязань (почему, кстати, не в Москву, к законному мужу?). Спустя три года она родит в Рязани своего второго, уже внебрачного сына, Александра, и отдаст его на воспитание в крестьянскую семью Разгуляевых. В 1904 году она решает вернуться в семью мужа и забирает Серёжу из дома деда с собой.

В 1920 году Есенин расскажет о своей обиде на мать, которая - на глазах своего тяжело заболевшего сына - шила ему погребальный саван. «Десять лет прошло… кажется, ввек ей этого не забуду! До конца не прощу!»

Мать, шьющая саван на глазах своего больного ребёнка, - это, знаете ли, сильно.

Итак, Сергей растёт, учится, оканчивает начальное училище и, поступив в церковно-приходскую учительскую школу (село Спас-Клепики Рязанского уезда), переезжает из дома в интернат. Здесь он начнёт писать свои первые стихи. Вот образчик его ранней поэзии:

Ты плакала в вечерней тишине,
И слёзы горькие на землю упадали,
И было тяжело и так печально мне,
И всё же мы друг друга не поняли…

9 июля 1912 года он едет с рукописным сборником своих стихов «Больные думы» в Рязань, в редакцию газеты «Рязанский вестник». Но его лирика не находит там понимания. В июле 1912-го, со свидетельством о присвоении ему звания учителя школы грамоты, он уезжает в Москву. Отец устраивает его к себе, в мясную лавку Крылова. Но у Сергея уже другие планы: «Благослови меня, мой друг, на благородный труд. Хочу писать «Пророка», в котором буду клеймить позором слепую, увязшую в пороках толпу…»* (из письма школьному другу Г. Панфилову). Он ссорится с отцом, уходит из мясной лавки, уезжает домой, в Константиново, через месяц снова возвращается в Москву и поступает на работу в типографию Товарищества И.Д. Сытина.

1913 год, из письма Есенина знакомой барышне М. Бальзамовой: «Жизнь - это глупая шутка. Всё в ней пошло и ничтожно. Ничего в ней нет святого, один сплошной и сгущённый хаос разврата… К чему мне жить среди таких мерзавцев, расточать им священные перлы моей нежной души. Я - один, и никого нет на свете, который бы пошёл мне навстречу такой же тоскующей душой… Я убью себя, брошусь из своего окна и разобьюсь вдребезги об эту мёртвую, пёструю и холодную мостовую». Впрочем, насчёт «я один, и никого нет на свете» Сергей немного кривит душой: в типографии Сытина он уже познакомился с корректоршей Анной Изрядновой, которая вскорости станет его первой женой.

Вот как описывает она своего будущего супруга: «Он только что приехал из деревни, но по внешнему виду на деревенского парня похож не был. На нём был коричневый костюм, высокий накрахмаленный воротник и зелёный галстук… Был он очень заносчив, самолюбив, его невзлюбили за это. Настроение было у него угнетённое: он поэт, а никто не хочет этого понять, редакции не принимают в печать».

Итак, Есенин в Москве. Он работает, занимается самообразованием, пишет стихи и… участвует в революционной борьбе: подписывает коллективное письмо сознательных рабочих в поддержку фракции большевиков в Государственной думе». В Московском охранном отделении молодого поэта берут на карандаш.

Из филёрского донесения (5 ноября 1913 года): «В 9 часов 45 мин. вечера вышел из дому с неизвестной барынькой. Дойдя до Валовой ул., постоял мин. 5, расстались. «Набор» («кличка наблюдения» Есенина) вернулся домой, а неизвестная барынька села в трамвай… кличка будет ей «Доска».

Вполне возможно, что Набор в конце концов забросил бы стихи и стал мирным обывателем или профессиональным революционером, но в январе 1914-го в журнале «Мирок» печатают его стихотворение «Берёза» и в том же январе Сытинскую типографию посещает М. Горький. На Есенина Горький производит неизгладимое впечатление: «Когда в 1914 году… сытинские рабочие отнесли Горького из типографии на руках до его автомобиля, Есенин, обсуждая этот случай, зашёл в своих выводах так далеко, что, по его мнению, писатели и поэты выставлялись как самые известные люди в стране…» (Н. Сардановский).

Есенин уходит с работы, много пишет и всё написанное рассылает по редакциям. «Загадочный русский мужик» в большой моде у образованного общества, и Есенин, как ему кажется, понимает, что им надо. Он пишет о сенокосах, цветистых гулянках, рекрутах с гармошками… Но его практически не печатают. Понятно - везде нужны связи. Есенин молод, талантлив и хорош собой. Он решает рискнуть. «Мы шли из Садовников, где помещалась редакция, по Пятницкой… Говорил один Сергей: «Поеду в Петроград, пойду к Блоку. Он меня поймёт» (Н. Ливкин).

8 марта 1915 года, оставив в Москве жену и трёхмесячного сына, Есенин уезжает в Петроград. 9 марта, прямо с вокзала, идёт к А. Блоку и читает ему свои стихи. Блок надписывает ему свою книгу и даёт рекомендательное письмо к поэту С. Городецкому.

«Не помню сейчас, как мы тогда с ним разговор начали… Памятно мне только, что я сижу, а пот с меня прямо градом, а я его платком вытираю. «Что вы? - спрашивает Александр Александрович. - Неужели так жарко?» - «Нет, - отвечаю, - это я так» (записано Вс. Рождественским).

«Ушёл я от Блока ног под собой не чуя. С него да с Сергея Митрофановича Городецкого и началась моя литературная дорога. Так и остался я в Петрограде и не пожалел об этом. И всё с лёгкой блоковской руки!»

Тут, надо сказать, есть один маленький нюанс: поэт Сергей Городецкий не только играл на гуслях и увлекался писанием стихов а-ля рюс, но и являлся активным участником Общества друзей Гафиза, регулярно собиравшегося в «Башне» Вячеслава Иванова. Поэт М. Кузмин так описывает одно из этих собраний: «…Городецкий предложил вина и, притворяясь спящим, заставлял себя будить поцелуями… он встал, я очутился около него, я не помню, отчего он меня обнял, и я его гладил и целовал его пальцы, и он мою руку и в губы, нежно и бегло, как я всего больше люблю…»

Разумеется, Блок не думал ничего такого, посылая 19-летнего амбициозного красавчика Есенина к Городецкому. Блок, по свидетельству многих современников, был человеком исключительной душевной чистоты. Скорее всего, он совсем не интересовался бытовыми привычками и вкусами Городецкого и ничего не знал о них.

Как бы то ни было, Городецкому Есенин пришёлся весьма кстати: «Есенин… пришёл ко мне с запиской от Блока. И я и Блок увлекались тогда деревней. Я, кроме того, и панславизмом… Факт появления Есенина был осуществлением долгожданного чуда, а вместе с Клюевым и Ширяевым… Есенин дал возможность говорить уже о целой группе крестьянских поэтов.

Стихи он принёс завязанными в деревенский платок (!). Начался какой-то праздник песни. Мы целовались, и Сергунька опять читал стихи… Есенин поселился у меня и прожил некоторое время. Записками во все знакомые журналы я облегчил ему хождение по мытарствам…»

Итак, уже фигурирует некий деревенский платок, в котором «Сергунька» носит свои стихи.

15 марта Есенин дебютирует в салоне Мережковских: «Ему 18 лет… Одет ещё в свой «дорожный» костюм: синяя косоворотка, не пиджак - а «спинжак» (!), высокие сапоги… держал себя со скромностью, стихи читал, когда его просили, - охотно, но не много, не навязчиво… Мы их в меру похвалили. Ему как будто эта мера показалась недостаточной. Затаённая мысль о своей «необыкновенности» уже имелась, вероятно: эти, мол, пока не знают, ну да мы им покажем…

Кончилось тем, что «стихотворство» было забыто и молодой рязанец - уже не в столовой, а в дальней комнате, куда мы всем обществом перекочевали, - во весь голос принялся нам распевать «ихние» деревенские частушки.

И надо сказать - это было хорошо. Удивительно шли и распевность, и подчас нелепые, а то и нелепо охальные слова к этому парню в «спинжаке», что стоял перед нами в углу, под целой стеной книг в тёмных переплётах. Книги-то, положим, оставались ему и частушкам - чужими; но частушки, со своей какой-то и безмерной грубой удалью, и орущий их парень в кубовой рубахе решительно сливались в одно» (З. Гиппиус).

Фёдор Сологуб: «Смазливый такой, голубоглазый, смиренный… Потеет от почтительности, сидит на кончике стула - каждую секунду готов вскочить. Подлизывается напропалую: «Ах, Фёдор Кузьмич! Ох, Фёдор Кузьмич!» - и всё это чистейшей воды притворство! Льстит, а про себя думает: «Ублажу старого хрена - пристроит меня в печать». Ну, меня не проведёшь, - я этого рязанского телёнка сразу за ушко да на солнышко. Заставил его признаться и что стихов он моих не читал, и что успел до меня уже к Блоку и Мережковским подлизаться, и насчёт лучины, при которой якобы грамоте обучался, - тоже враньё... Обнаружил под шкуркой настоящую суть: адское самомнение и желание прославиться во что бы то ни стало».

«В Петербурге он пробыл после этого весь апрель. Его стали звать в богатые буржуазные салоны, сынки и дочки стремились показать его родителям и гостям… За ним ухаживали, его любезно угощали на столиках с бронзой и инкрустацией, торжественно усадив посреди гостиной на золочёный стул.

Стоило ему только произнести с упором на «о» - «корова» или «сенокос», чтобы все пришли в шумный восторг. «Повторите, что вы сказали? Ко-ро-ва? Нет, это замечательно! Что за прелесть!» (В.С. Чернявский).

Но в одиночку ломать такую комедию сложно. Нужны единомышленники и соратники, люди, которым можно доверять и на которых можно положиться. Есенин пишет поэту Н. Клюеву, уже давно играющему роль простого мужика в столичных литературных салонах. Клюев откликается сразу же: «Милый братик, почитаю за любовь узнать тебя и говорить с тобой… Мне многое почувствовалось в твоих словах - продолжай их, милый, и прими меня в сердце своё». По поводу «многое почувствовалось» стоит заметить, что и сладчайший Клюев тоже отличался нетрадиционной сексуальной ориентацией.

Между «пейзанами» завязывается переписка. Старший (разница в возрасте - 11 лет) делиться опытом с младшим: «Голубь мой белый… ведь ты знаешь, что мы с тобой козлы в литературном огороде, и только по милости нас терпят в нём… Видишь ли - им не важен дух твой, бессмертный в тебе, а интересно лишь то, что ты, холуй и хам - смердяков, заговорил членораздельно… Целую тебя, кормилец, прямо в усики твои милые».

Книжник и хорошо образованный человек, знавший несколько европейских языков, Н. Клюев работал «поэтом от сохи» где-то примерно с 1904 года. Александр Блок считал его «провозвестником народной культуры» и состоял с ним в личной переписке. Ему, как мужицкому поэту, покровительствовали В. Брюсов и Н. Гумилёв.

В октябре 1915-го Клюев и Есенин встречаются в Петрограде и полтора года практически не расстаются. Клюев селит у себя Серёженьку (набережная Фонтанки, дом 149), и они, в бархатных шароварах и шёлковых косоворотках, начинают вместе гастролировать по салонам.

Именно Клюев, задействовав свои связи, отмазывает Есенина от действующей армии и устраивает «светлого своего братика» медбратом в лазарет, в Царское Село. Здесь на благотворительном концерте в пользу раненых Есенина представляют императрице и великим княжнам. Царствующая особа благосклонно принимает сборник стихов «Радуницы» и даже говорит несколько одобрительных слов…

Карьера Есенина в зените.

Образ сложился, характерность продумана, маска найдена. Кажется, что можно всю оставшуюся жизнь стричь купоны и играть роль…

«В первый раз я его встретил в лаптях и в рубахе с какими-то вышивками крестиками… Зная, с каким удовольствием настоящий, а не декоративный мужик меняет своё одеяние на штиблеты и пиджак, я Есенину не поверил. Он мне показался опереточным, бутафорским. Тем более что он уже писал нравящиеся стихи и, очевидно, рубли на сапоги нашлись бы.

Как человек, уже в своё время относивший и отставивший жёлтую кофту, я деловито осведомился относительно одёжи: «Это что же, для рекламы?»

И тут происходит Великая Октябрьская социалистическая революция.

Образ «опереточного мужика, златокудрого Леля» практически сразу же становится крайне неактуален. «Пролетариат - вот единственный до конца революционный класс», - объявляет с трибуны Ленин. В революционных салонах «тёмных и отсталых» мужичков явно недолюбливают. То ли дело сознательные рабочие, революционные матросы и героические сотрудники ЧК!

«В первый раз я встретил Есенина в 1918 году в Пролеткульте… Он был одет в шёлковую белую вышитую русскую рубаху и широкие штаны. Костюм сельского пастушка с картины 18-го века… Я узнал, что он живёт тут же, в Пролеткульте, с поэтом Клычковым, в ванной комнате купцов Морозовых, причём один из них спит на кровати, а другой в каком-то шкафу» (Н. Полежаев).

«Есенин несколько раз говорил мне о том, что он хочет пойти в коммунистическую партию и даже написал заявление, которое лежало у меня на столе несколько недель» (Г. Устинов, зав. ред. «Правды»).

«Вращался он тогда в дурном обществе. Преимущественно это были молодые люди, примкнувшие к левым эсерам и большевикам, довольно невежественные, но чувствовавшие решительную готовность к переустройству мира… Люди были широкие. Мало ели, но много пили. Не то пламенно веровали, не то пламенно кощунствовали…» (В. Ходасевич).

Есенин пытается сменить маску, нащупать новый образ. Стать пролетарским поэтом для знаменитого крестьянского самородка уже нереально, да и не хочется, честно говоря. Возникает «имажинизм».

В ночь с 27 на 28 января 1919 года группа имажинистов (Есенин, Мариенгоф, Шершеневич, Кусиков) расписали стены Страстного монастыря своими стихами.

«На тёмно-розовой стене монастыря ярко горели белые крупные буквы:

Вот они толстые ляжки
Этой похабной стены.
Здесь по ночам монашки
Снимают с Христа штаны.

И подпись - Сергей Есенин. Милиционеры уговаривали горожан разойтись и оттесняли их от монашек, которые, намылив мочалки, пытались смыть строки» (М. Ройзман).

19 апреля 1920 года, Харьков. «Толпа гуляющих плотным кольцом окружила нас и стала сначала с удивлением, а потом с интересом, слушать чтеца. Однако когда стихи приняли явно кощунственный характер, в толпе заволновались. Послышались враждебнее выкрики. Когда он (Есенин) резко, подчёркнуто бросил в толпу: «Тело, Христово тело, выплёвываю изо рта!» - раздались негодующие крики. Кто-то завопил: «Бей его, богохульника!» (Л. Повицкий).

«Я позволил себе всё», - говорил он влюблённой в него Г. Бениславской.

Жизнь её была прекрасной и трагической. Мифология о ней - красочна и парадоксальна. В печально знаменитом докладе 16 августа 1946 года Жданов сказал об Ахматовой: «Не то монахиня, не то блудница, а вернее блудница и монахиня, у которой блуд смешан с молитвой». Слова эти до сих пор воспринимаются как хамский выпад безграмотного партийного идеолога.

1921 год. «Одет он был с тем щегольством, какое было присуще ему в имажинистский период. Широкая, свободно сшитая тёмная блуза, что-то среднее между пиджаком и смокингом. Белая рубашка с галстуком-бабочкой, лакированные туфли» (С. Спасский).

«Он терпеть не мог, когда его называли пастушком Лелем, когда делали из него исключительно крестьянского поэта. Отлично помню его бешенство, с которым он говорил мне в 1921 году о подобной трактовке его. Он хотел быть европейцем… Быт имажинизма нужен был Есенину больше, чем жёлтая кофта молодому Маяковскому. Это был выход из его пастушества, из мужичка, из поддёвки с гармошкой… Этим своим цилиндром, своим озорством, своей ненавистью к деревенским кудрям Есенин поднимал себя над Клюевым и над всеми остальными поэтами деревни. Когда я, не понимая его дружбы с Мариенгофом, спросил его о причине её, он ответил: «Как ты не понимаешь, что мне нужна тень». Но на самом деле в быту он был только тенью денди Мариенгофа, он копировал его и очень легко усвоил… всю несложную премудрость внешнего дендизма» (С. Городецкий).

Но ведь европеец и денди ещё более чужды советской власти, чем крестьянин? Есенин выбрал для себя более близкий и понятный народу образ - хулигана, социально близкого фартового уголовника. Это был не дендизм, а бандитский шик.

Но «всё чаще и чаще, возвращаясь домой из «Стойла», ссылаясь на скуку и усталость, предлагал он завернуть в тот или иной кабачок - выпить и освежиться» (И. Старцев).

Персонаж «Москвы кабацкой» со всем своим хулиганством медленно, но неуклонно начинает превращаться в Шарикова с гармошкой.

Будет, конечно, попытка вырваться, уехать в Европу. Он женится на всемирно известной американской танцовщице Айседоре Дункан. Но она на 18 лет его старше и «Есенин был влюблён столько же в Дункан, сколько в её славу… Женщины не играли в его жизни большой роли» (С. Городецкий).

«С Есениным, Мариенгофом, Шершеневичем и Кусиковым я часто проводил оргийные ночи в особняке Дункан, ставшем штаб-квартирой имажинизма. Снабжение продовольствием и вином шло непосредственно из Кремля…

Помню, как однажды, лёжа на диване рядом с Дункан, Есенин, оторвавшись от её губ, обернулся ко мне и крикнул:

Осточертела мне эта московская Америка! Смыться бы куда!

Замени ты меня, Толька, Христа ради!

Ни заменить, ни смыться не удалось. Через несколько дней Есенин улетел с Дункан за границу» (Ю. Анненков).

С собой он берёт Кусикова. Айседора оплачивает их счета. Но популярность её уже сходит на нет, она постарела и практически вышла в тираж - гонорары её падают.

«…Я увидел Есенина в Берлине, в квартире А.Н. Толстого… Мне показалось, что в общем он настроен недружелюбно к людям. И было видно, что он человек пьющий. Веки опухли, белки глаз воспалены, кожа на лице и шее - серая, как у человека, который мало бывает на воздухе и плохо спит. А руки его беспокойны и в кистях размотаны, точно у барабанщика… около Есенина Кусиков, весьма развязный молодой человек, показался мне лишним. Он был вооружён гитарой, любимым инструментом парикмахеров, но, кажется, не умел играть на ней… Айседора плясала, предварительно покушав и выпив водки. Пляска изображала как будто борьбу тяжести возраста Дункан с насилием её тела, избалованного славой и любовью… Пожилая, отяжелевшая, с красным, некрасивым лицом, окутанная платьем кирпичного цвета, он кружилась, извивалась в тесной комнате, прижимая ко груди букет измятых, увядших цветов, а на толстом лице её застыла ничего не говорящая улыбка…

Разговаривал Есенин с Дункан жестами, толчками колен и локтей. Когда она плясала, он, сидя за столом, пил вино и краем глаза посматривал на неё, морщился…» (М. Горький).

27 января 1923 года, Нью-Йорк. «Русский поэт-большевик избивает свою жену-американку, знаменитую танцовщицу Дункан».

17 февраля, Париж. «Дебош в отеле «Крийон». Есенину предложено немедленно оставить пределы Франции».

После ряда скандалов Есенин расстаётся с Дункан и возвращается домой, в Россию.

«…Берём извозчика, покупаем пару бутылок вина и направляемся к Зоологическому саду, в студию скульптора Коненкова.

Чтобы ошеломить Коненкова буйством и пьяным видом, Есенин, подходя к садику коненковского дома, заломил кепку, растрепал волосы, взял под мышку бутылки с вином. И шатаясь и еле выговаривая приветствия, с шумом ввалился в переднюю» (И. Грузинов).

Есенин всё ещё продолжает оттачивать свой имидж, хотя это, наверное, уже не нужно. У него и так хронический алкоголизм.

«Лето. Пивная близ памятника Гоголя.

Есенин, обращаясь к начинающему поэту, рассказывает, как Александр Блок учил его писать лирические стихи.

Иногда важно, чтобы молодому поэту более опытный поэт показал, как нужно писать стихи. Вот меня, например, учил писать лирические стихи Блок, когда я с ним познакомился в Петербурге…» (И. Грузинов).

1925 год, июнь. «…Он стал разговаривать с призраками, бросался на воображаемых врагов, сжимая кулаки и скрежеща зубами… Припадок продолжался около получаса.

Затем, немного успокоившись, стал собирать свои вещи: рыскал по комнатам в поисках чемоданов, подушек и одеял. Откуда-то притащил огромное одеяло, завернулся в него и, волоча одеяло по полу, собирался немедленно покинуть квартиру…» (И. Грузинов).

«Возвращаясь из последней поездки на Кавказ, Есенин в пьяном состоянии оскорбил одно должностное лицо. Оскорблённый подал в суд. Есенин волновался и искал выхода…

Тебе скоро суд, Сергей, - сказала Екатерина утром протрезвевшему брату.

Есенин заметался как в агонии.

Выход есть, - продолжала сестра, - ложись в больницу. Больных не судят. А ты, кстати, поправишься» (В. Наседкин).

Есенин ложится в психиатрическую лечебницу, но через 25 дней сбегает оттуда, снова начинает пить, едет в Петербург, останавливается в «Англетере», пишет кровью и дарит своему молодому другу, поэту и сотруднику НКВД В. Эрлиху, стихотворение «До свиданья, друг мой, до свиданья. Милый мой, ты у меня в груди…» и…

Впрочем, дальнейшее хоть и вызывает множество споров, но общеизвестно.

Самая большая загадка в этом деле, по-моему, не кто убил Сергея Есенина и убивали ли его вообще, а почему один из лучших русских национальных поэтов, безумно одарённый человек, сначала сам напяливает на себя маску опереточного русского мужика, а потом, под одобрительный смех современников, влезает в образ богемного гения - пьяницы и мелкого скандалиста.

Есенин всю свою жизнь уважал и ценил Александра Блока.

22 апреля 1915 года Блок, уклоняясь от новой встречи, писал ему: «Дорогой Сергей Александрович. Сейчас очень большая во мне усталость и дела много. Поэтому думаю, что пока не стоит нам с Вами видеться, ничего существенно нового друг другу не скажем. Вам желаю от всей души остаться живым и здоровым. Трудно догадывать вперёд, и мне даже думать о Вашем трудно, такие мы с Вами разные; только всё-таки я думаю, что путь Вам, может быть, предстоит не короткий, и, чтобы с него не сбиться, надо не торопиться, не нервничать. За каждый шаг свой рано или поздно придётся дать ответ, а шагать теперь трудно, в литературе, пожалуй, всего труднее.

Я всё это не для прописи Вам хочу сказать, а от души; сам знаю, как трудно ходить, чтобы ветер не унёс и чтобы болото не затянуло.

Будьте здоровы, жму руку. Александр Блок».

* Письма С.А. Есенина и филёрское донесение цитируются по «Хронике» В. Баранова.